Икс-30 рвёт паутину
Шрифт:
— Разреши, — пригласил её Динь, поднявшись из-за стола. — Да, именно так… «Самое прекрасное танго в моей жизни…», — произнёс он начальные слова песни по-французски.
Ван Ань подала ему руку. Через танцплощадку, тяжело ступая, прошла группа американцев.
— Этим-то наверняка нравится лишь семи: да хула-хуп, — сказала Ван Ань. Бескультурная, сумасбродная и циничная свора.
— Они самые богатые и сильные в мире, — возразил Динь. — Они помогают нам.
— Почему же ты не сотрудничаешь с ними? — слегка удивилась Ван Ань.
— Я служу президенту
С момента нашей встречи и до настоящего времени — ничего.
— Если Тхань не вернётся, то так и будет идти за Вьетконгом.
— Тхань не только мой любимый, — сказала недовольным тоном Ван Ань, — он ведь ещё и твой старый друг с горы Нгыбинь!
— Всё обстоит иначе, чем прелюде, — сказал, ничуть не изменившись в лице, Динь. — Ныне антикоммунизм стал государственной политикой.
— О боже! Да ты действительно стал официальным лицом.
— Всё, что я делаю, я делаю для того, чтобы отомстить за семью. Мой отец погиб, как погиб и твой отец. Служение президенту — это путь, на котором я смогу отомстить за родных и выполнить долг перед страной. — Динь заглянул в её глаза, обрамлённые длинными загнутыми ресницами. — Рядом с тобой я не официальное лицо, я вообще никто. — Он видел, как встрепенулись её ресницы.
— Мне хотелось бы быть таким же мужчиной, как ты, — сказала Ван Ань, — чтобы быть способной на большие дела и чтобы я могла идти за… за тобой. Но я просто слабая и бессильная женщина. У меня нет родителей. У моего дяди ещё много забот о семье и о своей репутации. Есть любимый человек, но он пошёл другой дорогой и совсем не желает возрождать былые чувства. На кого ещё я могу опереться в этой неспокойной жизни? Очень часто я чувствую себя слишком одинокой и удручённой. А время, холодное и жестокое, неумолимо течёт. Время течёт, а одиночество и печаль только усиливаются… Как же мне жить?
Она тяжело вздохнула. Эти слова, тихо произнесённые Ван Ань, тронули Фан Тхук Диня, как будто бы она коснулась его сердца своей мягкой и нежной рукой. Он ощущал тонкий аромат духов, исходивший от её красиво уложенных волос. Звучала плавная музыка.
Фан Тхук Диня обуревали разные вопросы. Что за человек Ван Ань? Случайна ли сегодняшняя встреча? Связана ли она ещё с Ле May Тханем? Её признания — правда или ложь? В чём она искренна, а в чём фальшивит? Возможно, что признания столь красивой женщины, вызывающей такое сочувствие, вовсе и не ложь…
— Помню, как мы с тобой были в Латинском квартале, — тихо продолжала Ван Ань под очаровательную музыку. — Тогда я ещё не любила Тханя и не думала связывать с ним свою судьбу. Как быстро летит время, ведь прошло уже несколько лет! Сколько разных перемен, сколько людей изменилось за это время! А я всё такая же, неудачливая… Часто хочется забыть всё это, но никак не удаётся. Моя жизнь состоит из одних сменяющих друг друга крушений, разочарований, печалей. Иногда так хочется встретиться с тобой, как бывало прежде, и о многом, многом рассказать. Есть всего один человек, с которым можно поделиться в надежде, что это прогонит печаль…
И вновь словно чья-то рука сжала сердце Фан Тхук Диня. «Искренность или фальшь? — размышлял он. — Ван Ань прелестна, образованна, с налётом грусти, она предана в любви, но неудачлива. Достойна она сожаления или нет? Она одинока. Нужна ли ей опора и нужны ли ей чувства, чтобы согреть её холодную жизнь, или за её спиной кто-то стоит? Если за этой красотой и привлекательностью кроется ложь, то это было бы действительно горько и страшно. А может?.. Нет… А вдруг… Но…»
— А почему ты ничего не рассказываешь о себе? — поднялись вверх её длинные и загнутые ресницы. — Ты проявляешь жадность, слушаешь только меня, а сам молчишь.
Фан Тхук Динь словно очнулся. Сердце его вновь обрело спокойный ритм.
— История моей жизни очень проста. Учился, завершил занятия, вернулся на родину, стал работать, ничего особенного.
Оркестр умолк. Вспыхнули яркие огни. Фан Тхук Динь повёл Ван Ань к столику. Она по — прежнему смотрела на него выжидательно.
— Жил во Франции, в США, потом вернулся во Вьетнам, в прошлом бедный студент, а ныне пользуешься особым доверием президента Нго, стал его личным советником и говоришь, что всё просто? Не верю…
— Просто потому, — пожал Фан Тхук Динь плечами, — что, куда бы я ни направлялся и что бы ни делал, всё совершается по приказу почтенного Нго, вот и всё. — Уловив в её глазах тень разочарования, он улыбнулся: — Из своих старых знакомых я никогда не забывал тебя. Я очень дорожу тобой и хотел бы всегда видеться. В любой момент, когда тебе нужно, дай только знать.
Когда Фан Тхук Динь и Ван Ань вышли на улицу, был уже поздний вечер.
— Я провожу тебя, — предложил он.
— Я живу в районе Кханьхой.
Они сели в машину и поехали. Динь не ожидал, что за его «рено» пристроится чёрный «ситроен». По бокам мелькали такси, мотороллеры, неоновые огни…
По вот оживлённые кварталы остались позади. На одной из тихих улочек «ситроен» пошёл на обгон «рено», и из чёрного лимузина раздался зычный голос: «Остановись!» «Ситроен» вышел вперёд и преградил путь. Фан Тхук Динь резко нажал на тормоз.
— Что происходит? — взволнованно спросила Ван Ань, ухватившись за его руку.
— Сам не знаю, — ответил Фан Тхук Динь, остановив машину. — Но ты не волнуйся.
Из «ситроена» выскочил мужчина в чёрном пятнистом костюме и в надвинутой до бровей фетровой шляпе. Он направился к «рено», остановился с той стороны, где сидел Фан Тхук Динь, и открыл дверцу.
— Здравствуй… А а, здесь и девушка. Не ожидал… Кто вы? Извините, мы с нами не знакомы.
— Я также не имею чести вас знать, — строго посмотрела на него Ван Ань.
— Ничего, — улыбнулся незнакомец, — это вас не касается. Тем не менее ваше присутствие здесь создаёт определённое неудобство. Прошу вас обоих выйти из машины, надо поговорить.