Илларион
Шрифт:
Айзек нашел в нем свои Рэй-Бэны и нацепил их на переносицу.
– Как они там оказались?
Жестом, которым обычно разгоняют рой жужжащей мошкары, Сибилла показала, что поддерживать разговор не собирается.
– Не сочтите за дерзость, миледи. Цель моей болтливости – скрасить ваш досуг, а никак не способ напакостить, – Айзек издевательски засмеялся.
Звуки, даже те, которые покоились на безобидно низком уровне децибел, обтекали голову Сибиллы так, словно наждаком соскребали кожу с черепа. Она развернулась к окну, пытаясь увернуться от волны несвоевременной игривости писателя. Не сказать, что тот выглядел свежим
– Фух, мне значительно лучше, – пробурчала Сибилла, выползая из машины. – Попивоны с тобой похожи на вакханальные песнопения, плавно перетекающие в спиртовое самоубийство.
– Миледи, прошу не забывать, кто из нас двоих больше налегал на крепенькое! Вчера я был твоим проводником по территории алкогольного помешательства, а не равноправным компаньоном!
– Кто ж наймет такого проводника? Не далее как минувшим утром я считала, что отправлюсь на тот свет благодаря твоему убийственному маршруту!
– Капризы-капризы, миледи. Я обманчиво видел в тебе собутыльника мастерской величины, но до столь достопочтенного ранга тебе еще расти и расти. К тому же своей похмельной немощностью ты разжалобила меня и вынудила сесть за руль. Я не водил автомобиль с самого Лондона! – отозвался Айзек на пороге кафе в тот момент, когда открывал перед дамой дверь.
– Ты нанял личного водителя, чтобы путешествовать по Европе? – недоумение развернуло ту на сто восемьдесят градусов. – Ты, кажется, скромнее отзывался о прибыльности писательской профессии!
– Я приехал… с другом, – замялся Айзек. Затем быстренько уселся за свободный столик и уткнулся носом в меню.
– С Феликсом твоим? – Сибилла присела напротив. Двумя руками она собрала волосы в хвост и освободила загорелые щеки от черной занавески.
– Почему ты так решила? – спросил Айзек, отлипнув от меню.
– Он твой заместитель, как-никак. Насколько я поняла вчера, его должностная инструкция толщиной с Талмуд. Ты меня с ним познакомишь? Вдруг он излечит меня от геморроя с казино?
– Застать его свободным сложнее, чем увидеть пингвина посреди Сахары.
– Не преувеличивай, Бладборн. В Мемория Мундо одного и того же человека можно встретить по семь раз на дню. Гляди, случайно наткнусь на твоего заместителя и во всех красках поведаю ему о прегрешениях начальника.
– Желаю удачи. – Саркастически улыбнулся Айзек. – Он тот еще хитрец. Готов поспорить, мигом придумает убедительную отмазку и слиняет до того, как ты успеешь представиться.
– А если я пущу в ход женское очарование?
– Тем более! – отмахнулся писатель и этим жестом подчеркнул отсутствие каких-либо шансов завладеть вниманием друга. – Феликс – своенравный персонаж, но от женского флирта краснеет хуже подростка, застигнутого родителями за мастурбацией.
– Не люблю такие сложности. – Потеряв интерес к теме разговора, Сибилла погрузилась в меню. Дислексия упала в копилку похмельных симптомов, и выбирать блюда она могла исключительно по картинкам.
Через некоторое время на столе появились ледяные коктейли из свежевыжатых соков, тарелки с яичницей, поджаренным беконом, нарезанными овощами и хрустящими гречишными булочками, покрытыми симпатичным румянцем. Богатая красками и чудесными запахами композиция пиршества настолько раззадорила аппетит, что спутники прекратили болтовню, а редкие невнятные фразы вылетали из набитых едой ртов. Когда же тарелки опустели, разговор возобновился.
– Что тебе приснилось сегодня? – спросил Айзек, допивая остатки сока через хлюпающую трубочку. – Первый раз в жизни видел, чтобы человека так трясло во сне. В тебя демон вселился, что ли? Я было полез в интернет искать инструкцию по экзорцизму.
– Кто знает, может, рэп на латыни и вывел бы меня из кошмара. Как говорится, клин клином вышибают. – Лениво улыбнулась в ответ Сибилла.
– Расскажи, что приснилось.
– Я не помню и половины.
– Хотя бы то, что помнишь. Ты же знаешь, я люблю разные необыкновенности, а сновидения – прямо-таки воронка странностей и абсурда.
– Ох, что ж там было-то… – женщина откинулась на спинку стула и уставилась в потолок. – Так… я была дома… в доме Гаспара. Потом дом загорелся… я пыталась выбраться, но все было в огне. Меня окружило пламя, оно прыгнуло мне на ноги, поползло по всему телу. Я сгорала заживо.
Склонность визуализировать каждую, даже мимолетную, мысль скрючила лицо Айзека в гримасу отвращения и страха. Ему стало жутко от слов о горящем здании, а рассказ о полыхающей, обугленной коже поверг писателя в такой шок, что он всеми силами принялся прогонять навязчивые картинки из головы. И даже быстренько заказал холодной воды, словно собирался в случае чего воспользоваться ей в противопожарных целях.
– Посещение крематория в качестве объекта испепеления, знаешь ли, не самое лучшее времяпрепровождение. Когда я почувствовала, как огонь впивается в кости…
– Ладно-ладно, не продолжай! Боже, с моей-то фобией этот кошмар вероятнее приснился бы мне, а не тебе! – Айзек торопливо вытер испарину со лба салфеткой, затем скомкал ее и затолкал в пустой стакан. – Странно, но в эту ночь меня тоже посетил кошмар. После твоего случая мой сон уже и не кажется таким страшным…
– Правда?
– Да, и в этом кошмаре была ты.
Интрига заблестела в глазах Сибиллы. Всегда любопытно, какую роль человек отвел тебе в своих сновидениях. Айзек загляделся на бутылку газированной воды, только что вытащенную официантом из холодильника. Капельки конденсата, стекавшие по стеклу, напомнили ему о пленнице, запертой на втором этаже мрачного дома.
– Ты расскажешь наконец? Чего замолчал? – ведьма нетерпеливо оборвала затянувшуюся паузу.
Писатель не преминул художественным стилем, когда во всех подробностях описывал загадочное сновидение. Оттого повествование получилось настолько увлекательным, что Сибилла испугалась: вдруг Айзек закончит рассказ на самом интересном месте, и была бы совершенно не прочь, если бы он додумал завершение самостоятельно. Она внимала истории как ребенок, слушающий страшилку у костра. Иногда прерывала рассказчика, чтобы уточнить какие-то детали, но надолго не отвлекала, боясь, что Айзек потеряет кураж и скатится в банальность. Но школьный друг вошел в писательский режим и строчил историю оживленной речью из самых нестандартных и изысканных сочетаний слов, невзначай напоминая Сибилле о своем профессионализме и высокой эстетичности выбранного ремесла.