Иллюзии успеха
Шрифт:
— По-вашему, это достаточное побуждение к действию?
— Может быть, и так.
— А его алиби?
— Не существует.
— Психологически вы считаете его способным хладнокровно застрелить человека, которого он пылко ненавидит?
— Актер, господин следователь, это существо, не укладывающееся в привычные нормы… Объясняю. Вы, я или, там, водопроводчик, мы можем поделить свою жизнь на две совершенно различные части: работа и все остальное. Артисты, хоть они сами это и отрицают, играют роль постоянно. Я допускаю, что есть исключения, но они чрезвычайно редки.
— Продолжайте.
— В одном случае он мог бы ограничиться произнесением текста: пар выпущен — все в порядке. Но в другом, как мне кажется, он обязательно должен был пойти до конца в осуществлении своей навязчивой идеи. Психоаналитик, вероятно, мог бы наглядно показать вам, как человек, уходящий в невроз, чтобы избежать травмирующей его ситуации, настолько отождествляет себя с персонажем, роль которого играет в жизни, что начинает стрелять в Вале, и как он первый же удивляется, обнаружив, что палил в объект своей ненависти не холостыми патронами…
Следователь выдержал паузу, потом спросил тоном, не выражавшим никаких эмоций:
— Если я вас правильно понял, вы исключаете из числа подозреваемых в убийстве Сандру Левассёр, но оставляете Робера Дени?
— Пока да.
— Что может заставить вас изменить мнение?
— Подозреваемый получше.
— Где же рассчитываете отыскать такого?
— В окружении Шальвана. Ламбер и Довернь сейчас ведут раскопки: собирают для меня все возможные сведения о тех лицах, которые, судя по списку, предоставленному нашим милым продюсером, были приглашены к нему в тот вечер. Правда, большая их часть уже выехала из Парижа в Ажен, где находится командный пункт съемок.
— Вы намерены просить местную полицию провести допросы свидетелей? — удивился следователь.
— Если вы не станете возражать, я хотел бы работать параллельно в Париже и в Ажене. Ламбер и Балафрэ продолжили бы наши поиски здесь, а мы с Довернем отправились бы туда. — Комиссар повертел в руках трубку и добавил с иронической улыбкой. — Они снимают детектив… Может, им понадобится консультант?
Глава 9
В Валанс-д’Ажен киногруппа несколько всполошила рынок, раскинувшийся на небольшой квадратной площади, названной в его честь.
Сидевшие на скамеечках подле своих серых и белых гусей или стоявшие у деревянных столов на козлах, где в изобилии красовались выложенные на чистых тряпочках печенки откормленной к Рождеству птицы, торговки прыскали, как школьницы, наблюдая за съемкой. Все они — и маленькие старушки с ног до головы в черном, и более молодые, крепкие, сильные, с разрумяненными ветром и холодом тугими щеками — совершенно одинаково посматривали на камеру, а потом, смеясь, отворачивались.
Кинозвезда с корзинкой в руке совершала обход рынка под надзором комиссара полиции. Того, что из фильма. Что до Тьебо, то он, не выпуская трубки из зубов, тоже наблюдал, укрывшись в уголке площади между салатами зеленщицы и грузовичком торговца сырами.
— А я тебе говорю,
— Нет, ты только глянь, как разукрасили этого парня!
— Да это документальный, на самом деле они нас снимают, только не говорят…
Съемки страшно заинтриговали завсегдатаев еженедельного вторничного базара. В толчее и азарте улиц можно было наткнуться то на девочку с бабкой, пришедших продать двух цыплят и дюжину яиц, то на молодых членов сельскохозяйственной общины, вежливо, чуть ли не с робостью, предлагавших свои козьи сыры, то на цветных эмигрантов, навязывавших кто браслеты под слоновую кость, кто подносы под медь.
И, несмотря на холод никакой суеты, никаких криков, никакой нервозности. Люди встречались, разговаривали — чаще на местном наречии, пересмеивались, ротозейничали…
— Стоп! — объявил Ламблен. — Сейчас 11 часов. Техника отправляется прямо на мельницу. Вы начинаете устанавливать ее по местам и, только когда все будет сделано, возвращаетесь сюда поесть. Мне надо начать съемку ровно в 14.30. А мы, ребята, — в отель! Репетиция.
— А что, нет времени выпить здесь кофейку? Все замерзли!
— Нет. Мишель еще должна переодеться, а я хочу, наконец, позавтракать.
«Ребята» — Шальван и актеры — волей-неволей подчинились. Потянулись к улочке, где их ждал микроавтобус группы.
— А мы что будем делать, патрон? — спросил Довернь.
— Что и все. Разве мы не ребята?
Меньше чем через полчаса они вернулись в Ажен. По обеим сторонам улочки, по которой мог проехать ровно один автомобиль, стояли старые темные дома. Одним концом улочка упиралась в собор Якобинцев — корабль из камня и кирпича, забавно севший на мель в точке, где сходились несколько улиц.
— Вам знакома южная готика, патрон?
Тьебо удивился:
— Южная? Вроде бы, нет…
— Перед нами — XIII век. Доминиканцы. Самая древняя готика на Юге. «Культура и туризм», — зачастил Пупсик тоном мальчишки, отвечающего учителю таблицу умножения.
Комиссар замедлил шаг и свернул налево, оставляя за спиной строгий, даже несколько суровый фасад Главного казначейства.
За белой решеткой им открылся широкий двор, покрытый гравием. Его окружала каменная стенка, вдоль нее росли высокие старые деревья. В глубине двора возвышался спокойный, напоминающий о тихих прелестях провинциальной жизни старинный особняк, переоборудованный в отель «Приют якобинцев», с цветочками в бочонках и белыми садовыми креслами по обе стороны от входа.
Их попросили немного подождать в телевизионном салоне.
Здесь на комиссара тоже дохнуло ароматом прошлого. Да разве могло быть иначе в этой комнате с очень высоким потолком, с камином белого мрамора, с кружевными занавесками на окнах, зеркалами в золоченых рамах, а главное — с такой теплой патиной на старинной мебели? Резной шкафчик для хлеба над внушительным сундуком для одежды, стоявшим напротив огромного буфета. Узкий и высокий шкафчик, в каких было принято хранить чепцы, и еще один — для варенья — дополняли ансамбль, равно как и очень мягкие бархатные кресла розового цвета.