Иллюзии успеха
Шрифт:
— Продолжайте-продолжайте…
— Благодарю вас. Еще я понял, что полицейский, должно быть, весьма одинок среди людей. Вот, скажем, в нашем случае. Есть вы и мы. Чем дальше вы продвигаетесь в расследовании убийства, тем больше нам хочется замкнуться в себе. Рефлекс самозащиты. Я ошибаюсь?
— Нет.
Посетители ресторанчика ходили туда-сюда вокруг них, громко разговаривали, жестикулировали. Обсуждали регби, скачки, охоту. Они находились среди существ, отлитых в единой форме, имеющих одни вкусы, одни заботы… Существ, далеких от грохота больших городов, живущих под
— А знаете ли вы, господин Тьебо, что за улыбками, которые вам расточают некоторые из нас, скрываются эгоизм и недоверие?
— Не слишком ли вы суровы к собственной компании, господин Бреннер?
— Изо всех сил стараюсь быть объективным.
Тьебо, улыбаясь, покачал головой.
— Трудная задача, если сам принадлежишь к кругу заинтересованных лиц! Ни к чему будет, если вы, войдя в роль, в конце концов, забудете, что являетесь частью целого.
— Но ведь как раз это со мной и происходит! Я убегаю от них и — благодаря вам, моему эталону, — наблюдаю, слушаю, анализирую…
— Ну, и к каким же выводам приходите?
Бреннер засмеялся.
— Вот с этим трудности. Хоть бы вы научили меня делать их, комиссар! Я совершенно не способен ни к какому синтезу и очень сожалею об этом.
Тьебо попыхивал трубкой, слушая болтовню актера, который вошел в раж и стал помогать себе мимикой и жестами.
— Вы скажете, что, поскольку я не настоящий флик, для меня все это не так уж и существенно, не так ли? Не имеет для меня значения? А если я на это отвечу, к примеру, что… что убийце Шарля Вале надо было иметь весьма серьезные побуждения, чтобы решиться стрелять в него прямо на улице, — что скажете?
— Скажу, что место здесь роли не играет. Кстати, Красавчика застрелили не на улице, а в собственной машине, стоящей у тротуара. Внутри машины, а не снаружи.
Актер вздохнул.
— Почему вы заранее решили, что убийцей должен быть обязательно кто-то из нас?
Тьебо был уверен, что Бреннер отлично все понимает и сам — его не проведешь. Но забота о том, чтобы воплотить на экране образ комиссара так, словно это реальный человек, уживалась в нем со жгучим желанием узнать, на какой же стадии сейчас находится расследование…
Ну и пусть! Для комиссара это тоже может оказаться неплохим способом получить нужную информацию: потихонечку, вроде бы совсем не нарочно.
Приняв игру, Тьебо немедленно «пошел на уступки».
— Что ж, давайте разберемся, дорогой коллега… Если исключить группу фильма, только двое могли знать о том, что Красавчик Шарль отправится в Нейи к Шальвану в 21.00–21.30. Это Робер Дени, публично объявивший себя злейшим врагом Вале и поклявшийся спустить с него шкуру. И Сандра Левассёр — любовница жертвы. В Париже я допрашивал и врага, и любовницу. А затем приехал сюда, чтобы пополнить свое расследование. Почему нельзя оставить в стороне группу? Это ясно. Пожалуйста, не теряйте из виду то, что покойный был связан со многими из вас. Мишель Ванье в течение долгого времени была его… его протеже. Помощница режиссера довольно долго принимала участие в его жизни. Шальван обращался к нему, когда надо было в очередной раз найти спонсора. И… — Тьебо резко остановился и спросил, глядя прямо в глаза собеседнику: — Кстати, а вы-то сами разве не были в какие-то моменты связаны с Вале?
Бреннер уставился на него, не скрывая иронии.
— Да, конечно же, был, господин комиссар! Неужели вам об этом еще не доложили?
— Кое-что слышал, — скромно признался Тьебо.
— Так я и знал, что вам поспешат сообщить…
— Кто поспешит?
— Молва, если угодно.
— Это он находил вам контракты?
— Нет, только немножко заботился о рекламе.
— По обычному тарифу? Как у всех?
— Я платил ему все время по-разному, в зависимости, от того, что было им реально сделано, если можно так сказать… В профессиональном плане у Шарля были поистине выдающиеся достоинства.
— А в человеческом?
Актер поднял руку.
— Считается, что все люди делятся на тех, кто командует, и тех, кто подчиняется. Он был рожден для первой категории.
— Значит, по вашему мнению, можно сказать, что он — в собственном масштабе, разумеется, — испытывал свою власть над рядом лиц, разумно отобранных в зависимости от их предполагаемой рентабельности?
— По-моему, именно так и было.
Тьебо подозвал официанта, чтобы заказать еще кофе.
— В каких отношениях он был с Шальваном?
— Лучезарных, каких же еще! Он был из самых ретивых добытчиков у нашего дорогого продюсера. И вообще… Надо сказать, правда, выкладывался ради него, как только мог. Ну, за хорошие бабки, конечно… Да, кстати… Не хочу злословить, но, думаю, можно утверждать, что женитьба Шальвана на Мишель не вызывала у него желания прыгать от радости.
Комиссар нахмурился, Бреннер заметил это и поспешил уточнить:
— Всегда неприятно терять источник доходов и видеть свою лучшую, осмелюсь сказать, лошадку у другого владельца и тренера! — Он хихикнул. — Не считая уж того, что Шарль рисковал ослаблением своего влияния на самого Шальвана.
— Почему?
— Мишель, освободившись от опеки, могла бы захотеть совсем устранить с дороги бывшего своего опекуна.
Тьебо подождал, пока отойдет официант, принесший кофе, и спросил:
— Что вы думаете об Элен Мансар?
— Изумительная актриса и при этом отличный товарищ. Сниматься с ней — действительно очень большое удовольствие, просто огромная радость.
— У Шарля с Элен были…
— Никогда! Ничего и никогда! Элен никогда не прибегала к его услугам. Слава Богу, она в этом не нуждается.
Пожалуй, пришло время переходить от общего к частностям.
— Ходят слухи, что вы употребляете наркотики?
Бреннер, вроде бы, принял удар. Но выражение его лица изменилось. Вопрос комиссара одним махом разрушил создавшуюся было атмосферу. Отныне и впредь каждый снова будет только на своем месте.
— Люди — сволочи, господин комиссар. Я имею в виду, разумеется, свое окружение. Я презираю их за эту манеру критиковать всех и вся, распространять клевету о жизни, вкусах, пороках других. Тех других, среди которых и я сам.