Иллюзия греха
Шрифт:
— Очень давно... Лет двадцать тому назад примерно.
— Еще точнее, будьте любезны. При каких обстоятельствах произошло знакомство?
— У меня была пациентка, популярная певица. Я не хотел бы называть ее имя, она очень известна. Во всяком случае, была очень известной. Она и познакомила меня с Екатериной Бенедиктовной.
— На какой предмет?
— Как, простите?
— Зачем она вас познакомила? С какой целью? Она, может быть, хотела составить протекцию Екатерине Бенедиктовне с тем, чтобы вы ее лечили или консультировали?
— О, нет, что вы!
— Тогда зачем она вас познакомила?
— Видите ли... В то время у меня были проблемы, связанные с одной женщиной. Нам негде было встречаться. И денег на то, чтобы снимать квартиру, у меня не было, я ведь был тогда еще совсем молодым врачом, зарабатывал немного, а частная практика была запрещена. Моя пациентка, узнав о моей ситуации, переговорила с Екатериной, и та согласилась предоставлять мне свою квартиру для тех нечастых встреч, которые мы могли себе позволить. Вот и все.
— Забавно, — улыбнулся следователь. — А зачем вам нужна была квартира Анисковец, когда у вас была своя собственная? Вы были женаты?
Волохов кинул на Ольшанского уничтожающий взгляд, но ответил вполне мирно.
— Нет, я не был женат. Но и свободен не был. В моей квартире жила женщина, которая считалась как бы моей гражданской женой. По ряду причин я не мог с ней расстаться.
— Хорошо. Назовите, пожалуйста, имя и фамилию женщины, с которой вы встречались на квартире у Анисковец.
— Я не хотел бы этого делать.
— Почему?
— Послушайте, Константин Михайлович, есть же в конце концов такое понятие, как мужская честь, — возмутился Волохов.
— Эта дама замужем?
Волохов замялся.
— Д-да. Была.
— А сейчас она свободна? Тогда почему вы скрываете ее имя?
— Поймите же, ее имя называть бессмысленно. С ней произошло ужасное несчастье, она стала глубоким инвалидом и потеряла память. Она все равно не помнит того, о чем вы меня спрашиваете, вы даже не сможете перепроверить мои слова.
— А вы не находите, Валерий Васильевич, что это очень удобная позиция? Вы называете мне человека, который заведомо не может по объективным причинам подтвердить ваши показания. И я начинаю подозревать, что вы кое в чем говорите мне неправду.
— Какие у вас основания меня подозревать? — вспыхнул Волохов. — И вообще, что мы тут с вами обсуждаем? Разве любить замужнюю женщину — преступление? С каких это пор?
Разговор ушел в сторону от главной проблемы, и Ольшанского это вполне устраивало. Еще минут пятнадцать он умело поддерживал бессмысленные пререкания по поводу давнего романа Волохова с женщиной, с которой он встречался на квартире у Екатерины Бенедиктовны Анисковец. Потом, когда решил, что доктор уже достаточно отвлекся и разозлился, произнес:
— Валерий Васильевич, ваша дочь похищена.
Глаза Волохова заметались по кабинету, словно ища ответ на некий вопрос, который он сам не может задать следователю. Ольшанский молчал и терпеливо ждал, когда его собеседник отреагирует на сообщение. Но Волохов ничего не говорил, хотя по его лицу было видно,
— Вы поняли, что я сказал? — наконец спросил Константин Михайлович. Ваша дочь похищена.
— Какая дочь? — выдавил Волохов.
— То есть как «какая»? — с хорошо разыгранным недоумением вздернул брови Ольшанский. — У вас их сколько? Десять? Двадцать? Ваша дочь Наташа.
И снова на лице Волохова промелькнул ужас от непонимания и невозможности задать вопрос. Что же это за вопрос такой, который так мучает доктора и который он не смеет задать следователю?
— Я не понимаю, о ком вы говорите.
— Простите, Валерий Васильевич, у вас сколько дочерей с таким именем? Или вы хотите сказать, что у вас детей нет вообще?
— Послушайте... Вы застали меня врасплох... Мне очень трудно говорить об этом, но вы как мужчина, я надеюсь, меня поймете. Я никогда не был женат. Но у меня были женщины, которых я любил и которые любили меня. Некоторые рожали от меня детей. Ни одного своего ребенка я не бросил на произвол судьбы, я помогал, как мог и чем мог, даже если отношения с матерью прекращались. И я не мог повлиять на выбор имен для моих детей. Вы понимаете?
— Вы хотите сказать, что у вас оказались две дочери по имени Наташа?
— Три. Я хочу знать, какая из них похищена.
— Наташа Терехина.
— О Господи, нет!
Теперь на лице Волохова проступил явственный ужас и отчаяние.
— Эта девочка вам особенно дорога? — невинно осведомился Ольшанский.
— Я одинаково отношусь ко всем, — ответил Волохов уже спокойнее, но Ольшанский видел, что он отнюдь не успокоился. Он был в панике.
— Кто ее похитил? Зачем?
— Валерий Васильевич, если бы я знал ответы на эти вопросы, я бы не приглашал вас к себе. Похититель не требует выкуп и вообще на связь не выходит. И я хочу спросить у вас, как у отца Наташи: кто и зачем мог бы ее похитить? Только вы можете дать мне ответ. И вы мне его дадите.
— Я не знаю.
— Я вам не верю.
— Но я действительно не знаю. Наташа Терехина — самая обыкновенная девочка, при этом тяжело больная, пожизненно прикованная к инвалидному креслу.
— Это с ее матерью вы встречались у Анисковец?
— Д-да. Как вы узнали, что Наташа — моя дочь?
— Вы навещали ее в больнице. Разве нет?
— Навещал. Как вы узнали об этом?
— Ну, это уже наши трудности. Вы выдавали себя за друга семьи, но интерес проявляли только к Наташе, и это заставило нас думать, что она чем-то отличается от других детей Терехиных, причем отличается не объективно, а именно для вас лично. Если бы вы хотели помочь семье умершего друга Леонида Терехина, вы бы помогали в первую очередь старшей их дочери Ирине, которая тащит на себе весь этот воз и содержит четырех инвалидов. Но Ирина никакой помощи от вас не видела и вообще знать вас не знает. И к младшим детям вы почти никогда не заглядывали. Более того, назвались вымышленным именем, и это еще раз показало нам, что другом семьи Терехиных вы не были. Так что все просто, как видите.