Иллюзия Луны
Шрифт:
Коротая время до нового штурма институтских стен, они на пару провернули несколько довольно рискованных, но прибыльных афер, одну – с перепродажей икон, другую – со спекуляцией кур с пригородной птицефабрики. У Игната от тех времен осталось воспоминание об ощущении бушующего в крови адреналина и непреходящего счастья. Несколько лет слились в один бесконечный прекрасный день. Ему казалось, что они тогда почти не спали. Он вздохнул. Теперь он не мог отделаться от мысли о том, что вся его жизнь проходит как во сне.
– Игнат, ты где? – как будто издалека раздался голос друга, вошедшего в кабинет.
Игнат вздохнул. И правда,
Как-то раз, в тот самый период торговли иконами, они с Иваном заночевали в деревенской избушке. Незадолго до этого хозяйка-старушка преставилась, и они, вовремя оказавшись в нужном месте в нужный час, как стервятники, караулили свою добычу и ждали попутку, чтобы с утра убраться из глухого села. За бревенчатыми стенами старого дома выли то ли собаки, то ли волки, то ли болотные твари. В печи гудели души мертвых, и ветер бился в обколотые стеклышки столетних окон. Обстановка была настолько гнетущей, что даже их, молодых сволочей, проняло. Они отвернули ликами к стене печально смотревших на них святых, достали парочку приправленных гашишем сигарет, кое-как устроились на полу и заговорили об эскапизме и ответственности. О том, как велико бывает желание все бросить и исчезнуть. Уехать, разложив все необходимое по карманам, сесть на самолет и сойти с него на другом конце света, как в другой жизни. Оборвать все связи, остаться один на один с собой и подчинить воле свои воспоминания и чувства. Но нельзя! Не имеет права настоящий человек на бегство. Ведь побег – это беспомощное преступление. Да, жить тяжело, но надо держаться или хотя бы делать вид, что ты держишься, для себя, для своих родных и близких, для чистоты своей души в конце концов… Устав от бесконечных разглагольствований, Игнат вдруг увидел вместо входной двери звездное небо и зеленого человечка размером с табуретку и заснул со страху.
Когда несколько лет спустя он встретил Ингу, влюбился и решил жениться, Иван пропал. Исчез, словно по проговоренному в той избушке сценарию, никого не предупредив, не оставив ни сообщения на автоответчике, ни записки на холодильнике. Игнату тогда было ни до чего, и он не успел даже забеспокоиться, вскоре Иван объявился – бледный, худой, молчаливый, собранный. С ледяными глазами и улыбкой, похожей на оскал. О причинах своего отсутствия он никогда не говорил…
– Господи, Игнат, ну ты чего в самом деле?
Иван встал над лежащим на полу Игнатом. Долговязый, худощавый, с вечно растрепанной шевелюрой и немного рассеянным взглядом, Иван располагал и настораживал одновременно. При всей его внешней бесхитростности, казалось, что-то неспокойное проступает в острых и нервных чертах.
– Чего пришел? – ворчливо спросил Игнат нависшего над ним друга.
– Договор пришел забрать. Его подписали, я надеюсь?
– Подписали. Только иди сам ищи. Вроде, на столе был, я его еще пепельницей придавил.
Иван, покачав головой, отступил к столу, порылся в бумагах, наконец нашел нужную, отряхнул, просмотрел, отложил в сторонку. Игнат лежал на полу, безразлично глядя в высокий потолок. Ему надоели его беспорядочные воспоминания, теперь он старался сосредоточиться на чем-то совсем простом. Например, на звуках. И он лежал и слушал. Слушал, как шуршит и возится Иван у стола, как кто-то бежит по коридору, как тикают настенные часы, гудит вентиляция, шелестит за окном этот окаянный снег…
– Чего-то ты мне не нравишься, – как из ваты донесся озабоченный голос друга.
– Только этого мне не хватало, – Игнат поморщился. – Да спина у меня разболелась. Три часа с этими товарищами бодались. Прямо как дети, честное слово. Им говоришь, нужны пожарные выходы, а они – это семнадцатый век, какие-то там завитушки, лепнина, росписи, трогать нельзя… Еле уговорил. Устал так, как будто бревна таскал.
– Понятно, – протянул Иван. – А я думал…
– А не надо думать, – неожиданно жестко прервал его Игнат.
Иван промолчал.
– Слушай, скажи, у нас на вечер что-нибудь назначено? – Игнат охнул и сел, опираясь на предплечье.
– Вроде, ничего. Должен был быть ужин с колобками, но позвонила их секретарь, говорит, улетели в Японию порыбачить. Представляешь? На Хоккайдо рыбку половить. Вообще денег люди не считают…
Иван замолчал, а Игнат с трудом поднялся с пола и уставился на друга. Что-то явно было не так. Явился в кабинет за какой-то бумажкой, которую ему десять человек могли принести, теперь рассказывает про этих партнеров-придурков… Иван, опередив вопрос, понизил голос и заговорил быстрее обычного, пряча глаза и сцепив руки за спиной.
– Слушай, ты прости меня за тот раз. Ну, за Арину. Не знаю, какое-то помутнение на нее нашло, честное слово. Чего вдруг начала…
– Вань… – предостерегающе поднял руку Игнат.
Иван словно не заметил его жеста.
– Я тебе клянусь, ничего такого я ей о вас с Ингой не рассказывал…Прости, ты же ее знаешь, как выпьет, так ее не остановишь…
– Ваня… – еще раз попытался Игнат.
– Я ей выговорил, – торопливо продолжал Иван, – сказал, чтобы в чужую жизнь больше носа не совала. Надулась страшно. Два дня посудой гремела на кухне. Молчала. Ты прости…
Тут Игнат не выдержал и рявкнул.
– Вань, ты мне дашь слово сказать! Заладил: «Прости, прости». Прощаю. Я уже забыл об этом. У тебя не жена, а природная аномалия, что с нее взять.
Иван поморщился. Слышать это было неприятно, но, что делать, Игнат был прав. Недавно за ужином Арина перепила и принялась выкладывать Игнату все, что думает о нем самом и о его почившей семейной жизни.
Жена Ивана отличалась редкой красотой и невыносимым нравом. На знакомых и незнакомых людей она взирала с неизменно брезгливым выражением, сильно портившим ее фарфоровое личико. Презрительно отзывалась о них самих, об их детях, квартирах, костюмах, машинах, собаках… Но особое место в иерархии ее неприязней с самого первого дня знакомства занимал друг мужа Игнат Авдеев. По началу, не понимая, чем он так провинился, Игнат старался понравиться строптивой красавице, преподносил подарки и осыпал комплиментами, однако в ответ не получал ничего, кроме пошлой улыбочки и многозначительного молчания. В конце концов Игнату это надоело, он обозлился, и теперь любая встреча этих двоих грозила подпортить всем присутствующим аппетит и настроение.
– Ты лучше с этими ребятами из Москомимущества разберись, какого черта они лезут в нашу бухгалтерию? – продолжал Игнат. – Чего они хотят – взятки или судебного разбирательства?
– Я завтра с этим, их главным, как его, Федотовым, встречаюсь.
– Ну и хорошо, расскажешь потом, – Игнат рухнул в кожаное кресло и покрутился сначала в одну, потом – в другую сторону.
Иван уже был в дверях, когда Игнат вспомнил сегодняшнее утро, кухню, завтрак, Зою, эту чертову чашку в ее руках. И такая вдруг тоска навалилась…