Иллюзия смерти
Шрифт:
«Не может же быть, чтобы у отца еще не закончились соревнования», — подумал я, глядя на часы, которые показывали половину двенадцатого ночи.
Одинокий и раздавленный, я просидел на диване еще полчаса.
Детская особенность усугублять простое до состояния особенного вернула мои мысли к знакомой формуле, выведенной несколько месяцев назад в школьном дворе.
«Меня оставляют все. По очереди. Видимо, Бог отца Михаила продолжает уводить от меня тех, кого я знал и любил. Вот и отец уже не торопится ко мне».
Это было уже слишком!..
Сидя на диване, я
— Мама… — прошептал я. — Мама, вернись.
Я верил, что если она придет, то появится все, что я утратил: любовь, светлые дни, смех рядом с собой и запах, по которому истосковался.
«Я должен найти отца», — сказал я себе.
Пройдя в прихожую, я распахнул нишу и снял с крючка куртку. В прошлом году мама купила мне ее на вырост. Она до сих пор казалась мне большой, хотя на самом деле в ней уже не стыдно было показаться на улице. Но сейчас меня это не заботило. Подняв воротник, я трижды повернул замок против часовой стрелки. Уходя, отец велел запереться на три оборота и не подходить к двери. Сейчас, нарушая запрет и выходя на улицу, я не чувствовал вины. Это была сущая мелочь по сравнению со страхом, давящим меня, и предчувствием беды. Дверь я прижал к косяку, но закрыть ее было нечем.
В подъезде было тихо, свежо, пахло, как и прежде, недавно вымытым полом. Но сейчас этот запах не вдохновлял меня. Он был тревожным предвестником моего появления в ночном городе, чего не случалось раньше, не говоря уже об обстоятельствах, при которых это происходило. Я спустился по лестнице и вышел из дома.
Мелкий дождик тотчас омыл мое лицо, и я сунул руки в карманы. Меня не остановил бы и ливень. С непокрытой головой, полный страха и с комком сдерживаемого плача в груди я вышел со двора и направился по дощатому тротуару в сторону школы.
Я шагал по доскам, совсем одинокий, никому не нужный, беззащитный и заполненный переживаниями. Когда луну закрывали кроны деревьев, я ступал мимо досок, и тогда нога проваливалась между ними. Несколько раз я выдирал ее силой, срывая сандалию. Все было плохо. Ничего хорошего!..
Подойдя к школе, я не обнаружил там ни единого источника света. Огромные, похожие на витражи универмага окна спортзала тоже были черны. Я не знал, что делать. Возвращаться домой было выше моих сил. Уходя, я выключил свет в надежде, что вернусь с отцом. Я почему-то был уверен в том, что так и будет. Но планам моим не суждено было сбыться, и теперь я не знал, как войти в дверь квартиры. За ней — темнота. Только ее одну я смог бы пережить. Наверное. Но дверь была не заперта, и теперь я был почти уверен в том, что квартира не пуста. Там ждет меня что-то страшное.
Не знаю, что подвигло меня двинуться с места. То ли дождь, который вдруг полил как из ведра, то ли шорох гравия за спиной. Наверное, все-таки последнее. Встреча с собакой ночью была бы не испытанием, она стала бы кошмаром.
Сорвавшись
Я толкнул дверь. Она скрипнула высоко и гулко, провалилась внутрь и исчезла во мраке. Передо мной было мертвое, пропитанное неизвестностью огромное помещение, самое большое, виденное мною в жизни. Но оно принадлежало отцу. Поэтому я вошел, и звук моих шагов тут же понесся вверх.
Чтобы не удариться лицом о волейбольную сетку, добавляя в копилку своих кошмаров еще один, я выставил правую руку перед собой.
Грохот за спиной заставил меня сжаться. Пролегавшая подо мной тусклая полоса света, проникшего в спортзал, исчезла. Я перестал слышать живой шелест дождя.
«Это ветер закрыл дверь», — успокоил я себя и двинулся вперед.
Через несколько тысяч шагов я наконец-то коснулся сетки. Я был готов, но когда это случилось, все равно вздрогнул.
«Это просто сетка. Она не живая».
Я не знал, куда шел, но мне хотелось поскорее расстаться с мыслью о том, что отец ушел из школы, позабыв закрыть дверь в спортзал. Я хотел сжиться с идеей, что он сидит с тренерами где-то внутри школы, в кабинете, окно которого не выходит на соседние здания.
«Окно горит, — говорил я себе. — Просто мне не было его видно…»
Чтобы войти в школу, мне всего-то нужно было пересечь вторую половину зала и разыскать проход. Глаза мои уже привыкли к темноте, и я видел проем, через который мог бы пройти в саму школу.
Взгляд мой упал на нечто большое, темное, поставленное в угол зала словно гигантский кубик. Я опознал высокую стопку матов. Когда мама еще была с нами, отец часто забирал меня на тренировки и сажал на эту кучу, как на крышу дома. Он играл с учениками в футбол, а я лежал на животе, подперев голову руками, и с интересом наблюдал за происходящим. Но сейчас стопок стало две. Одна, по-прежнему высокая, была на своем месте. А вторая, низкая, мата в четыре, не больше, доходила мне до колена.
Вот и проход. Я повернулся к нему, и вдруг раздался звук, заставивший меня замереть. Из угла спортзала, где находились маты, раздался странный шум. Он был очень похож на глубокий вдох. Я распознал бы его, если бы не эхо. Не исключено, что просто двинулся с места один из матов, неправильно уложенных в стопку. Но сейчас, в состоянии, когда все неживое казалось мне живым, я услышал именно вдох.
Не соображая, что делаю, я направился к матам.
Это был отец. Он спал на маленькой стопке, и вокруг него явственно ощущался запах спиртного. Так всегда пахло за столом, когда мы приезжали к бабушке и дедушке в деревню на праздники.