Иллюзия смерти
Шрифт:
— Артур? — переспросил я, глядя на Галку.
— Артур, — подтвердил мальчишка, забирая ладонь из моей руки. — Вы что, имени такого не слышали?
— Слышал, но давно. Лет тридцать назад.
— А фокус? — напомнил он.
Я наклонился и сгреб в кучу разноцветные листья.
— Смотри! — Я одним движением подбросил их над нашими головами.
— Цветами пахнет. — Мальчишка ухмыльнулся, отряхиваясь, кивнул и протянул мне яблоко.
Я тоже хмыкнул, улыбнулся и спрятал подарок в карман. А он потерял ко мне всякий интерес и направился к лавочке.
— Твой комок вселенной обрел запах, — тихо проговорила Галка.
Я не смотрел на нее, но чувствовал, что она плачет.
— Да. Теперь он пахнет. Я был счастлив увидеть тебя, дорогая.
— Артур, прости, я растерялась. — Она уже не скрывала слез и быстрыми движениями рук размазывала их по щекам. — Все так неожиданно, что я даже не спросила… Как ты?
Я взял ее за руку, и мы подошли к машине. Я барским жестом распахнул дверь.
— Видишь?
Она посмотрела на огромную сумку, стоявшую на заднем сиденье джипа.
— Полная подарков. В трехстах километрах от большого города есть местечко, очень похожее на то, где мы встретились. Там меня ждут жена и дочь. Так что у меня тоже… все в порядке. Ну, прощай, Галка.
Она опустила голову мне на грудь.
— Я когда-нибудь увижу тебя?
— Нет, дорогая, никогда. — Я едва подавил стон.
Лишь бы она его не услышала!
— Нам нужно суметь не убить сегодняшнее счастье и не разрушить то, другое, что было у нас когда-то давным-давно. — Я поцеловал ее в лоб.
— Зачем ты приехал?..
— Чтобы убедиться, что ты счастлива. Ты счастлива?
— Да.
— Пусть так будет и дальше. — Я еще раз поцеловал ее.
Сумка на заднем сиденье — это все, что у меня было. Там лежали все вещи, что я скопил за последние годы. А больше мне и не нужно. Нигде меня не ждут. Никто, кроме папы. Иногда мне кажется, что только ему одному известно о моем существовании на этой планете.
Я сел за руль, медленно тронул машину, вывернул на дорогу и посмотрел в зеркало. Галка стояла на том месте, где мы расстались. Прижав к груди руки и втянув голову в плечи, она плакала. Я это знал. Память уносила ее в те далекие дни, когда мы были чище и честнее, чем сейчас.
«Почему ты уезжаешь?» — увидел я в ее глазах при расставании.
«Чтобы ты поняла, что жизнь без тебя бессмысленна».
Когда-то давно я никак не смел признаться себе в том, что понимал ясно. Теперь не мог себя обманывать, даже если бы захотел. Но куда легче признать себя трусом в детстве, чем в зрелом возрасте. Трудно сказать себе, что к этой женщине я пришел не по обещанию, данному так давно. Рядом с ней меня удерживало главное из всех чувств, не ускользнувших за долгие годы. Это трудно признать. Мое сердце разорвется, как только Галка исчезнет из зеркала заднего вида, а я назову это чувство по имени. Оно — то единственное, чему отец научить не мог. Только его он и передал мне еще до моего рождения.
Как же жаль. Комок у горла, и грудь заколочена досками.
Я никогда больше не увижу ее. Что бы ни случилось. Я крутанул руль, и Галкина фигурка скрылась за поворотом. Навсегда. Жизнь еще ни разу не провела меня по кругу, возвращая утраченное.
Когда я доеду, пелена беспомощности спадет с меня. Она связывала меня все последние годы, и я пробивался сквозь ее вязкие путы, чтобы оказаться в нормальной жизни.
У меня был выбор: сначала Галка или он. Я выбрал ее. У меня не было желания предаваться экзерсисам, которые подсказали бы мне, почему я поступил так, а не иначе. Просто ее мне захотелось увидеть сильнее, точка. У Галки все в порядке, пусть так будет и дальше.
Теперь оставался он.
Даже зная, что десять-пятнадцать минут все равно ничего не решают, я гнал машину сквозь красные огни светофоров, поворачивал, не экономя на резине. Голову застывшим воском тяжелила одна только мысль: «Успеть». Страх вдруг подсел ко мне пассажиром, и я стал опасаться, что могу приехать не вовремя.
Я вошел в отделение так, как это делают родственники. Просто представился, взял пропуск и справился у охранника, как добраться до отделения нейрохирургии.
Мне тут же навязали бахилы и халат, которые я скинул, пройдя всего два пролета по лестнице.
Вот и его палата.
Волнение, которое я испытывал, невозможно было сравнить ни с чем. Казалось, меня даже качает от сердечных ударов. Нет… В таком состоянии я не мог к нему идти. Я развернулся и направился вдоль коридора. Я не знал, что и зачем искал.
Дверь с надписью «Ординаторская» — это было то, что нужно. Я постучал, приоткрыл ее, увидел врачей — мужчину и женщину — и попросил разрешения войти. Мой внешний вид, не оборудованный больничными атрибутами, немного огорчил их, но, узнав, что я всего лишь злостный нарушитель правил посещения больных, они успокоились.
— Мироедов? А кем вы ему приходитесь?
— Как вам сказать… — неуверенно проговорил я. — Считайте меня его старым знакомым. Как он?
Женщина тут же утратила ко мне интерес, но ожил мужчина. Это позволяло безошибочно узнать в нем лечащего врача тракториста.
— Вы его первый старый знакомый, кого я вижу за три месяца.
— Это потому, наверное, что я единственный его старый знакомый, — объяснил я, подумав про себя: «Всех остальных он убил».
— Все новости плохие, — продолжая работать с какими-то бумагами, сообщил доктор. — С какой начать?
— Сколько он проживет?
— Это не новость. — Доктор снял очки и оттолкнул документы. — Крест на нем ставили еще в прошлом году. При поступлении была опаска, что он не протянет и недели. А сейчас ничего определенного сказать невозможно. Он может умереть через год, два, а то и завтра. — Доктор поднялся, вышел из-за стола, присел на его край и продолжил: — Но муки его велики. Я поражался такой вот любви к жизни до прошлого понедельника.
— А что случилось в прошлый понедельник? — заинтересовался я.