Иллюзия убийства
Шрифт:
Я перевожу разговор на менее болезненную тему:
— Вы слышали загадку Сфинкса? Кто утром ходит на четырех ногах, днем — на двух, а вечером — на трех?
Старик улыбается и кивает.
— Я слышал эту загадку от Флиндерса Питри. Люди в детстве ползают на четвереньках, потом ходят на двух ногах, а в старости им нужна трость — третья нога. — Он прищуривается. — Но не думайте, что могущество Сфинкса — это детская сказка. Для нас Великий Сфинкс Гизы — Отец ужаса.
— Да, я слышала, как толпа выкрикивала
— Говорят, что Нил снова станет красным от крови, как и тогда, когда Аллах наказал фараона. Только на этот раз воды реки окрасит кровь чужеземцев.
Я отворачиваюсь от леденящего кровь пророчества и слышу, что меня зовут. Мои спутники поднимаются на холм, я машу им рукой.
— Сюда! — кричу я, сообразив, что им не видно нас за статуями и стеной.
Когда они подходят, я говорю:
— Этот джентльмен…
Но его и след простыл. Я быстро обхожу вокруг сфинкса и фараона.
— Боже мой, что вы здесь делаете? — спрашивает лорд Уортон.
— Он только что был здесь.
— Кто? — удивляется фон Райх.
В отчаянии я всплескиваю руками.
— Мы говорили о Великом Сфинксе, который убивает чужеземцев.
— Сфинкс разговаривал с вами?! — восклицает леди Уортон.
— Нет. Конечно, нет. Я разговаривала о нем с мужчиной. Он исчез.
Леди Уортон дает мне свой зонтик.
— Прикройте лучше голову, дорогая моя. У вас галлюцинации от жары.
12
Цирк шапито, в котором мне доводилось бывать, меньше, чем шатер шейха.
Его поддерживает лес столбов, края шатра загнуты вверх для циркуляции воздуха. Справа поодаль оазис с деревьями и финиковыми пальмами вокруг пруда.
Безбрежное море песка, а посередине небольшое озеро, окруженное деревьями и травой, — чудо Божие, сказала бы моя матушка.
— Шейх — вождь бедуинского племени? — спрашиваю я.
Мой вопрос вызывает усмешку у фон Райха, а лорд Уортон фыркает.
— Фактически он князь и паша, — отвечает австриец, — потому что он брат Тауфика-паши, правителя Египта, называемого хедивом. У него дворцы в Каире и Александрии, но он ставит шатер в пустыне раз в году, чтобы напомнить людям о своих бедуинских корнях.
— У него нет бедуинской крови, — с презрением говорит лорд Уортон. — Правящая династия берет начало от турецких военачальников албанского происхождения, которые взяли верх в кровопролитной борьбе после ухода наполеоновской армии. В нем столько же бедуинских корней, сколько у моей собаки для охоты на птиц.
Из озера пьют воду арабские скакуны — верховые лошади пустынь, известные своим умом, быстротой и грацией, и вместе с ними удивительно неуклюжие и очаровательно уродливые верблюды. Чем не версия «Красавицы и Чудовища» из животного
— Арабских лошадей и верблюдов относят к самым драгоценным созданиям Аллаха, — говорит нам фон Райх, словно прочитав мои мысли. — Лошадей — за их красоту, а верблюдов — за выносливость.
Войдя в шатер, мы замечаем, что над нашими головами висят сотни корзин с цветущими растениями. После раскаленного воздуха пустыни одно удовольствие окунуться в пропитанную их сладким ароматом и увлажненную атмосферу. Повсюду толстые персидские и турецкие ковры, а также золотые канделябры в человеческий рост.
— Боже, что это значит?! — восклицает леди Уортон, увидев круглые, по колено высотой, столы, обставленные седлами, и разложенные повсюду подушки.
— Когда бедуин приходит домой обедать, он приносите собой седло, чтобы облокачиваться на него, и сидит на ковре, — отвечает лорд Уортон. — Мы тоже так делали в Марокко, но только не во время обедов, на которых ты присутствовала.
— Значит, мы будем есть, сидя на полу? Как нецивилизованно, — ворчит она.
Я оглядываюсь по сторонам, очарованная роскошью убранства. Я не могу даже представить себе, сколько стоит эта «бедуинская палатка». Или сколько феллахов гнули спину на хлопковых полях, выращивая урожай, чтобы оплатить все это.
Белоснежные фарфоровые тарелки, расставленные на столах, бесподобной красоты. В центре каждого из них темно-синяя фигура фараона-воина на золотой колеснице, запряженной лошадью. В одной руке он держит копье, чтобы метнуть его в готового к прыжку тигра.
— Костяной фарфор, — перехватывает мой взгляд фон Райх. — Он изготавливается с добавлением золы обызвествленных костей буйволов, что придает ему особую белизну и прозрачность.
— А где же приборы?
— Будете есть пальцами, и только правой рукой, — поясняет фон Райх. — Левая — для личных нужд и считается нечистой.
— Естественно, у них нет цивилизованных удобств, чтобы облегчиться, — фыркает леди Уортон.
— Во дворце шейха стол сервируют золотыми и серебряными приборами, а здесь едят пальцами для поддержания имиджа воинов пустыни. — Фон Райх ближе наклоняется к нам и тихим голосом добавляет: — Ах да, когда вы сидите, не направляйте ноги в чью-нибудь сторону. Египтяне верят, что это приносит несчастье.
— Спасибо. Что еще нужно знать? — спрашиваю я.
— Здесь говорят только мужчины. — Он улыбается и подмигивает мне. — Женщины служат украшением.
После этих слов мужчины отходят в сторону. Я остаюсь с ее светлостью, с лица которой не сходит недовольная маска.
— Мне нужно утолить жажду, — объявляет она, направляясь к человеку с оголенным торсом, на котором надеты только широкие желтые шаровары и красный тюрбан. Он держит большой серебряный поднос со стаканами гранатового сока.