Иллюзия убийства

Макклири Кэрол

Спустя некоторое время мы идем в вестибюль ресторана, где помощник капитана угощает нас пуншем, шампанским и устрицами, которые он припас в Америке специально для этого случая.

Потом веселый японец из Иокогамы, жена которого такая же веселая и добродушная, учит собравшихся пассажиров исполнять под простую и легко запоминающуюся мелодию песенку, состоящую из одной строки: «Ослик радостно поет, выйдя на лужок. Ослик радостно поет, выйдя на лужок. Эй-хо-ха! Эй-хо-ха!»

Я потягиваю пунш, слушаю, как поют пассажиры,

и смеюсь. Я не осмеливаюсь пить шампанское, потому что мне нужно прочно стоять на ногах и иметь светлую голову.

После того как объявляют о начале представления иллюзиониста, мы проходим в ресторан, где устроили небольшую сцену.

Наступает время и для моего представления. Придуманный мною план состоит в том, чтобы заставить тех, кто нанял мнимую Амелию Кливленд, выдать себя.

Для этого мне нужно собрать за одним столом Сару, лорда и леди Уортон и Фредерика. Поэтому я уговорила капитана пригласить их за его стол, и еще фон Райха, поскольку он, как кажется, идет на поводу у Уортонов. Я буду сидеть с ними и наблюдать за их лицами, когда проделаю свой трюк.

Вытащить на свет божий двух затворниц — леди Уортон и Сару — и усадить их за стол было нелегко, но капитан уговорил ее светлость, которая пришла в вуали. Сару мне удалось выманить из ее монастыря, предложив выйти в свет в каком-нибудь измененном облике. Это был вызов, и она не могла его не принять; Сара решила явиться в образе немолодой русской княгини, роль которой когда-то исполняла.

Какими бы ни были мои подозрения в отношении Сары, я не только обожаю ее как человека, но, подобно всему миру, трепещу перед ее талантом. Фредерик поведал мне, что он видел Сару на сцене в Париже, когда она играла роль, не вставая со стула, и тем не менее очаровала зрителей и затмила других исполнителей.

Иллюзионист называет себя «Великий Нельсон». В начале представления зрителям раздают бумагу, карандаши, конверты и предлагают написать короткую записку — не более десяти слов, — положить бумагу в конверт и запечатать его.

Конверты сделаны из толстой бумаги, и иллюзионист не может видеть сквозь нее, даже если будет смотреть на просвет.

Когда приходит время собирать конверты у пассажиров, Великий Нельсон говорит:

— Приглашаю добровольца собрать запечатанные конверты.

Я вскакиваю с места и сразу же начинаю их собирать.

— Мисс, пожалуйста, убедитесь, что они все запечатаны и что сквозь них ничего нельзя увидеть.

Собрав конверты, я вкладываю в стопку и свой, так чтобы он был ближе к верху — тогда иллюзионист скорее его прочитает. Я передаю на сцену конверты и поворачиваюсь, чтобы вернуться на место.

— Это еще не все, любезная. — Обращаясь к публике, он говорит: — Чтобы доказать свою сверхъестественную способность видеть сквозь конверт, я попрошу эту очаровательную леди давать мне их по одному.

— Простите, я не могу.

—

Давайте поаплодируем этой молодой женщине, которая любезно предложила свои услуги.

Я подавляю стон, когда люди начинают мне хлопать, ведь я хотела быть за столом, чтобы наблюдать за своими соседями.

— Пожалуйста, дайте первый конверт, — говорит он мне.

С мрачным видом я передаю его.

Едва взглянув на конверт, Великий Нельсон произносит:

— Здесь написано: «Этот пароход самый хороший».

Он разрывает конверт и читает вслух записку, повторяя слово в слово то, что сказал ранее. Глядя на публику, фокусник поднимает руку, чтобы закрыть глаза от света, направленного на сцену.

— Правильно? — спрашивает он кого-то в зале, потом восторженно поднимает записку вверх. — Как видите, я прочитал записку правильно до того, как вскрыл конверт.

Снова раздаются аплодисменты, и я даю ему второй конверт. Иллюзионист сообщает, какого содержания записка находится в нем, потом вскрывает конверт и в подтверждение своих слов читает вслух что там написано, — о размере шляпы на женщине из зала, в которой я узнаю пассажирку, плывущую вместе со мной от самого Коломбо.

Я передаю иллюзионисту третий конверт.

— Эта записка не совсем обычная, — говорит он публике, прежде чем открыть его. — В ней сказано: «Вирджиния Лин шлет привет». — Я вздрогнула: этот текст написала я. Фокусник открывает конверт, читает записку вслух, прикрывает глаза рукой от света и спрашивает собравшихся: — Подтвердит ли автор послания, что я прав?

Никто не подает голоса, и он повторяет вопрос. Не желая ставить человека в неудобное положение или подрывать его репутацию из-за своих тайных замыслов, я робко поднимаю руку.

— Это моя записка.

— Правильно ли я ее прочитал?

— Правильно.

Стоя с понурым видом на сцене и давая иллюзионисту следующий конверт, я подавляю в себе желание с криком убежать из зала. Какое фиаско! Я рассчитывала сидеть за столом и наблюдать за лицами своих подозреваемых, когда будет произнесено имя Вирджинии Лин. Но я стою на сцене в лучах яркого света и оттого не вижу сидящих в зале.

Все, чего мне удалось добиться, — это выставить себя на посмешище по крайней мере одному человеку из присутствующих, тому, кто нанял Вирджинию Лин, кем бы он ни был.

Выполнив обязанности перед Великим Нельсоном, я не сажусь на свое место за столом, а останавливаюсь возле Сары и шепчу ей:

— У меня болит голова.

И иду в каюту хандрить.

Не успеваю я сделать и нескольких шагов, выйдя из ресторана, как меня догоняет Сара.

— Ты должна сказать мне, как делается этот фокус с конвертами. Ты единственная, кому фон Райх раскрывает секреты.

— Я обещала ему больше никому не рассказывать.

— Скажи мне, иначе я распущу слух, что ты больна сифилисом.