Иллюзия убийства
Шрифт:
Я не вижу саму женщину, потому что она за стеной. Ларьки отделены друг от друга бамбуковыми перегородками, не доходящими до пола для циркуляции воздуха. В этом пространстве и видны ботинки, а мое внимание привлекла их кожа. Она подходит под данное мнимой миссис Кливленд описание ботинок у женщины, нанявшей ее: светло-коричневая с мешочками и дырочками или трещинами.
Сердце скачет, когда я из керамической лавки направляюсь в соседний магазинчик.
Я быстро огибаю угол и чуть не налетаю на женщину. Делаю
— Извините.
— Ну что вы.
Юная ассистентка Хью Мердока улыбается мне. Я смотрю вниз. Она обладательница ботинок.
— В чем дело? Я испачкалась?
— Нет-нет, — бормочу я. — Извините за мою назойливость, но я увидела ваши ботинки и хотела спросить: не продаются ли такие здесь?
Конечно, это ложь. Ее ботинки высокие, со шнуровкой на подъеме, как у моих, — в западном стиле, совершенно непохожие на японские сандалии высотой пять дюймов, выглядящие словно ходули на ногах у женщин.
— Совсем не такие, как здесь носят, правда? — говорит ассистентка.
Я думала, она австралийка, как Мердоки, но хотя акцент у нее английский, в нем улавливается примесь языка какой-то другой европейской страны. У девушки темные волосы, зеленые глаза и смуглое лицо.
— Мне понравилась кожа — с мешочками и прочее. Никогда не видела такую. Что это за кожа?
— Страусиная, тех больших птиц, что не летают.
— Страусиная? Вот как? Меня зовут Нелли Блай.
— Ченза.
Свою фамилию она не называет.
— Мы один раз виделись.
— Да, когда я была совсем голая. Я рада, что вы не оскорбились. Мужья часто внушают своим женам такое, что они чуть ли не падают в обморок, если слышат о любви между женщинами.
— Говорят, что те, кто тянется к себе подобным, тоже нормальные люди. — Я снова смотрю на ботинки. — Я слышала о страусах. Широко известны их перья. Это австралийские животные?
— Там есть фермы, где их разводят; впрочем, они, кажется, обитают в Африке. — Она смотрит на мои ноги. — Если у вас тот же размер, я дала бы вам свои ботинки, ведь они вам очень нравятся.
— Собственно, это Вирджиния Лин сказала мне о них. Вы были в этих ботинках, когда наняли ее.
Она вскидывает брови.
— Извините, боюсь, я не знаю вашу подругу. Не ее ли имя вы упомянули во время выступления иллюзиониста?
Лобовая атака отменяется. Я должна была догадаться, что она сидела в ресторане.
Она слегка касается меня, уходя из магазина:
— Если захочешь повеселиться, заходи к нам в каюту. Иначе иди к черту, сучка.
Потрясающе. Какая грубиянка! Мне очень хочется догнать ее и потребовать, чтобы она рассказала, что знает, но, конечно, ничего я не добьюсь да еще и угожу за решетку за нанесение побоев, если эта девица оскорбит меня вновь.
— Нелли! — окликает меня Сара. Для бабушки она идет ко мне слишком резвой походкой. — До
55
Вскоре после возвращения в гостиницу Фредерик вызывает меня через посыльного, и мы встречаемся с ним в зале.
— Что вы знаете о страусах? — спрашиваю я, прежде чем он успевает открыть рот.
— Страусах? Крупные быстроногие отвратительные создания. Взрослые самцы весят до трехсот фунтов и опасны, если их раздразнить. Один мой знакомый пьяным забрался к ним в загон ночью. Они насмерть забили его. Он, вероятно, забыл, что они бьют ногами вперед, а не лягаются, как лошади. Почему вы спрашиваете?
— Когда мы были в Гонконге, в гостинице ко мне подошла женщина и сказала, что она Амелия, жена Джона Кливленда.
— Что?! Почему вы не сказали мне?
— Не сказала, потому что предположила: это вы наняли ее с целью взять у меня некий предмет.
— О чем вы говорите? Я никого не нанимал. Нелли…
— Постойте. — Я поднимаю вверх руки. — Вы утверждаете, что не нанимали ее. Значит, это мог быть ваш приятель, лорд Уортон.
— Я не слежу затем, что делает лорд Уортон, а он не следит за мной. Мы не работаем вместе, у нас общий интерес к королеве и стране, и только. А вы отдали той женщине в Гонконге… Вы сказали, что это было?
— Посмотрите мне в глаза и чистосердечно признайтесь, что вы не пытались вместе с лордом Уортоном увести меня в сторону в моем расследовании.
— Слово джентльмена! — Он искренне смотрит мне в глаза.
Я вздыхаю. Конечно, он лжет, однако продолжать эту тему бессмысленно. Перед нами снова тупик, каждый из нас пускает пыль в глаза, притворяется невинной овечкой и не желает открыть свои карты.
— Вы хотели видеть меня по какому-то делу?
— Совершенно верно. Японский дипломат, с которым я встречался в Южной Африке, пригласил меня сегодня на ужин. После него состоится особенное представление — будут танцевать девушки. Японцы называют их гейшами. Не хотите ли вы пойти?
— С удовольствием. — Конечно, он произнес волшебные слова: я никогда не отказываюсь от чего-либо особенного.
— Я зайду за вами в шесть. Так что насчет страусов и того, что у вас есть? Вы должны сказать мне…
Я отхожу от него:
— Вам придется извинить меня, мне нужно приготовиться к сегодняшнему ужину.
По дороге на званый ужин о таинственной страусиной истории речи не возникает. У Фредерика ужасная способность демонстрировать полное равнодушие ко всему этому делу, а я полна решимости не раскрывать и толику того, что мне известно, пока он не поделится своими секретами.