Илья Фрэз
Шрифт:
И все-таки, несмотря на то, что в центре фильма «Вам и не снилось…» драматическая история чистой юношеской любви, фильм этот не только о любви. Он в первую очередь об уважении к личности подростка, о праве его на самостоятельный нравственный выбор, праве, которое только одно и способно сформировать в нем чувство личной ответственности за себя, за свои поступки в жизни. А именно этого права и лишают Романа и Катю взрослые персонажи фильма в лице его матери, бабушки и завуча школы.
Воинственную решимость матери (артистка Л. Федосеева-Шукшина) «оградить» сына от Кати троекратно усиливает ревнивое чувство, что сын, ее Ромасик, влюблен в дочь женщины, которая была и осталась единственной неразделенной любовью мужа Веры, отца Романа. Она идет на все, чтобы разделить Романа
Но для Веры он по-прежнему тот маленький Ромасик, за которого ей, матери, необходимо все решать, бросаться на помощь по первому сигналу бедствия, спасать от «кать», которых, по глубокому убеждению Веры, у него будет «миллион». Вконец напуганной разговорами о «современной молодежи» Вере с ее материнским деспотизмом и слепой любовью к сыну просто не дано понять, что Катя для Романа — единственная в мире. И тогда, утешаясь тем, что борется за будущее сына, Вера с легкостью идет на еще больший обман, который в повести становится для Романа роковым. Она не просто отправляет сына в Ленинград ухаживать за якобы тяжело больной бабушкой, но, сговорившись с ней, решительно пресекает всякую возможность переписки и телефонных разговоров: письма перехватываются и прячутся бабушкой, столь же бесцеремонно прерываются ею попытки Кати вызвать Романа на телефонный разговор.
Роль Ромкиной бабушки играет Т. Пельтцер. В прежних фильмах Фрэза — «Приключения желтого чемоданчика», «Чудак из пятого «В», «Это мы не проходили» — актриса создала образы интеллигентных, веселых и мудрых старушек, любящих и понимающих детей, образы, согретые сердечной добротой и душевной симпатией. Ее героиня в «Вам и не снилось…», сыгранная в манере совершенно иной — остросатирической, — это не просто самодурка, черпающая жизненную энергию в сознании собственной непогрешимости и превосходства; она получает еще и эгоистическое наслаждение от своей моральной власти над другими, от того «мастерства», с каким ей удается обмануть доверчивого и доброго внука якобы во имя соблюдения нравственных принципов. Глядя на нее, становится страшно оттого, что судьбы иных детей могут находиться в руках таких вот духовно слепых, лишенных любви к человеку людей, готовых растоптать человеческое достоинство во имя фанатичного следования ханжеским установкам и правилам жизни.
Чувство ненависти, которое вызывает бабушка, могла бы вызвать и Вера с ее давящей, эгоистичной любовью к сыну, обманом, всю безнравственность и жестокость которого она, кажется, даже не способна осознать до конца, если бы роль не была сыграна актрисой, творческой индивидуальности которой в высшей степени свойствен юмор. Роль Веры Л. Федосеева-Шукшина играет свободно и легко, пользуясь красками комедийно-бытовыми и сатирическими. Ее Вера, которую актриса, осуждая, понимает, — живой, неоднозначный характер. И потому, испытывая к ней глубокую неприязнь, ее все-таки жалеешь.
Всякое насильственное действие рождает противодействие, особенно в юном возрасте. Попытка Романа и Юльки встретиться вопреки воле взрослых кончается в повести нелепой, случайной гибелью Романа. В фильме трагический финал смягчен: сорвавшись, Роман падает из окна, но, видимо, все же остается жив. Некоторые зрители не приняли этого финала, увидев в нем облегченное разрешение конфликта. Думается, однако, что такое смягченное завершение драматической истории («Мне хотелось оставить юным зрителям надежду», — писал И. Фрэз) ничуть не снимает ни саму проблему конфликта, ни его остроту. Ведь оставшемуся в живых Роману предстоит перегнить такой нравственный слом, такую душевную драму, которая надолго оставит след, возможно на всю жизнь. А это не менее страшно, чем гибель физическая. Так что острота конфликта щадящим финалом фильма ничуть не снимается. Кроме того, режиссер не захотел закончить эту драму любви гибелью героя еще и потому, очевидно, что она прозвучала бы как своего рода роковое возмездие старшим за их нравственную глухоту. А Фрэз, как известно, отнюдь не сторонник жестоких драматургических ходов. Главное для него всегда — не потрясти зрителя, как это, несомненно, было бы, если бы Ромка погиб, а заставить задуматься — как жить в подобных ситуациях дальше, как правильно строить свои взаимоотношения с детьми. В такой точке зрения художника есть закономерность и жизненной логики.
Только преподавательница литературы Татьяна Николаевна (Е. Соловей) понимает, что Катю и Ромку «нельзя разлучать», что, может быть, это и есть тот самый редкий случай, когда школьные страсти выросли в подлинную любовь, которая, как настоящий дар судьбы, требует отношения бережного и чуткого. Не случайно в фильме параллельно с основным сюжетом прочерчена история нескольких взрослых судеб с несостоявшейся, как у Татьяны Николаевны и у отца Романа, Кости, или состоявшейся драматично и запоздало, как у Катиной матери, любовью. Несчастлива Татьяна Николаевна со свойственными ей завышенными, по мнению ее близкого друга Миши, мерками к жизни. Человек умный, тонко чувствующий и духовно богатый, Таня не может поглупеть, стать «покорной, глупой, самой обыкновенной бабой», какой хочет видеть ее Миша. Очень возможно, что впереди у нее маячит одинокая, неустроенная личная жизнь, потому что занизить свои критерии окружающим — то есть просто-напросто стать другой — она не в силах. Любовь Романа и Кати заставила Таню оглянуться на свою юность, когда она «каталась на велосипеде с одноклассником Колей Рыженьким и ей хотелось умереть от счастья, а мама злилась…». Быть может, это и была настоящая любовь? Быть может, и нужно было, выходить замуж в 17 лет?..
Если у Тани взамен любви есть спасительное чувство долга — перед матерью, перед учениками, перед школой, то брак без любви, выпавший на долго родителей Романа, держится на привычке жить по инерции. Образ отца Романа, Кости (артист Л. Филозов), как и образ Юльки, претерпел в фильме наибольшие изменения. В повести это человек слабовольный и в общем-то равнодушный к происходящему вокруг. Пережив однажды в жизни безответную любовь — к Катиной матери, Люсе, он целиком подчинился заботам неугомонной жены и весь отдался своим действительным и мнимым болезням. В фильме Костя — спокойный, рассудительный человек, активно не одобряющий деспотических, «спасательных» акций Веры. Обман жены приводит его в ярость. «Тебя убить мало!» — кричит он ей и спешит сообщить Кате, что вполне согласен с ее решением немедленно поехать в Ленинград, к Ромке.
Пожалуй, из всего взрослого состава фильма, противопоставленного юным героям, наиболее жизненно узнаваемы родители Романа — Вера и Костя. Если духовно и душевно тонкая Таня в исполнении Е. Соловей все-таки, на наш взгляд, несколько монотонна, а в образе матери Кати, созданном И. Мирошниченко, ощущается некоторая суховатость, умозрительность, то роли Кости и в особенности Веры, сыгранные А. Филозовым и Л. Федосеевой-Шукшиной с юмором, эмоционально разнообразно, психологически убедительны.
…Не сложившиеся или сложившиеся поздно и трудно взрослые судьбы в фильме, каждая по-своему, подчеркивают, как хрупка любовь Кати и Ромки, нуждающаяся в понимании и защите — от недобрых слов и взглядов, от цинизма, от все иссушающей будничности.
— Нарушение культуры чувств, культуры взаимоотношений у родителей отражается на детях, — убежденно говорит Илья Фрэз. — Вот почему так важно бережное, тактичное, уважительное отношение к естественному порыву пусть даже не окрепшей еще юношеской души, стремящейся к самой высокой вершине человеческих чувств — любви.
Повесть Г. Щербаковой давала возможность разного подхода к решению темы первой юношеской любви.
Если Фрэз в своем фильме разрабатывает ее в жанре лирико-поэтической драмы, то, например, Ленинградский театр имени Ленинского комсомола, поставивший по повести спектакль «Роман и Юлька», решает тему любви в стилистике иной — более жесткой, прозаически-заземленной, более близкой к повести. И потому образ Юльки, например, значительно переосмысленный в фильме, в спектакль вошел без каких-либо существенных изменений.