Илья Мечников
Шрифт:
Уже после того, как факультет и совет университета избрали Ивана Сеченова ординарным профессором физиологии, министерские чиновники не пожелали утвердить это избрание и чинили всевозможные препятствия его переезду в Одессу. Для оправдания своих действий они выдвигали нелепые доводы. Один из них заключался в том, что Сеченов имеет степень доктора медицины, а это дает ему право занимать профессорскую должность лишь на медицинских факультетах; естественное же отделение физико-математического факультета Новороссийского университета требует звания доктора зоологии. И якобы на этом основании Сеченов не может быть утвержден профессором в Одессе.
Тогда Мечников внес предложение удостоить профессора Сеченова почетного звания доктора
Но это отнюдь еще не было победой. Товарищ министра народного просвещения Делянов направил секретное письмо на имя попечителя Одесского учебного округа Голубцова, в котором предупредил его о неприятностях, грозящих университету с приходом «опасного и вредного для молодежи человека», каким считался Иван Михайлович: «Сеченов имеет репутацию отъявленного материалиста, который старается проводить материализм не только в науку, но и в самую жизнь. Не будучи специалистом по части физиологии, я не смею судить об ученых достоинствах г. Сеченова, которые я оставляю в стороне, так как они признаны учеными корпорациями, но вменяю себе в обязанность обратить внимание Вашего превосходительства на вышеозначенную сторону репутации г. Сеченова и покорнейше прошу Вас сообщить мне: можете ли Вы иметь уверенность, что преподавание г. Сеченова в Новороссийском университете и близкие его отношения к юношеству не будут иметь вредные последствия на его нравственное развитие и не повлияют вредным образом на спокойствие университета?»
Невзирая на секретное письмо, по сути дела приказ не допускать Сеченова в Одессу, Илья Ильич сумел отстоять кандидатуру «опасного» профессора и перед попечителем Одесского учебного округа.
Сеченов в письме к Мечникову писал: «Видите, что я был прав, мой милый, добрый, хороший Илья Ильич, не предаваясь иллюзиям относительно утверждения моего выбора г. министром; его сиятельство изволил найти, что мое назначение потребует особенных издержек, за разрешением которых нужно еще обратиться в государственный совет. Там это дело затянется, канет в вечность, и внешние приличия будут соблюдены таким же самым манером, как Ваше неизбрание в Медико-хирургическую академию. Разница, однако, в наших положениях есть, и я пользуюсь ею. Сегодня же отправлю письмо к Вашему ректору со следующим формальным заявлением: «Чтобы избежать необходимости обращаться в государственный совет за особым кредитом по случаю моего определения, я готов поступить в университет не только на жалованье экстраординарного профессора, но даже доцента, притом с каким угодно званием». Это решение я прошу принять в основу будущих действий по моему делу и прошу поспешить с этими действиями. И эта попытка будет иметь, конечно, отрицательный результат, но когда придумают новый предлог, можно будет найти и против него средства…
Недели через две перестану читать лекции в академии и переселюсь в лабораторию к Менделееву, чтобы учиться химии. Если дело пойдет на лад, то я останусь, может быть, у него с год. А затем… затем у меня в руках одним оружием будет больше для борьбы за существование в профессорском звании».
Бесконечная волокита продолжается…
Тем временем из-за границы приходят тревожные вести от сестры Людмилы Васильевны. Болезнь наступает. Илья Ильич решил отвезти жену на Мадейру. С большими проблемами, но Мечникову все же дали отпуск и средства на командировку. Уже после отъезда Мечниковых на Мадейру, Сеченова, наконец, утвердили профессором физиологии в Новороссийском университете.
Путешествие через Европу и Атлантику оказалось чрезвычайно тяжелым. Шторм преследовал судно, на котором ехали Мечниковы. Людмила Васильевна страдала от качки и морской болезни. Мадейра же была прекрасна – горы, покрытые свежей зеленью лесов, кристально прозрачные
Людмила Васильевна чувствовала себя на Мадейре относительно хорошо, но для научной работы Ильи Ильича обстановка сложилась крайне неблагоприятно. Скалистые открытые берега Мадейры не давали зоологического материала для исследований. А в письмах из России университет и Московское общество испытателей природы, субсидировавшие поездку Мечникова, справлялись о ходе научной работы. Что мог им ответить Илья Ильич…
На Мадейре ученый написал статью «О возрасте вступления в брак». В ней он связывал возрастающее количество самоубийств с увеличивавшимся разрывом между наступлением половой зрелости и временем вступления в брак.
Пока Мечниковы жили на тихой Мадейре, в Европе происходили крупные политические события. Война Пруссии с Францией закончилась поражением французов. Император Наполеон III и его армия оказались в плену у немцев. Враги Франции осаждали Париж. Восставший народ провозгласил Парижскую коммуну. Немцы были остановлены у ворот Парижа и не смогли занять город. Все лучшие люди в Европе с восхищением следили за героической борьбой коммунаров с объединенными силами интервентов и версальцев.
Близкая Илье Ильичу семья Ковалевских оказалась вовлеченной в события, происходившие в Париже. Сестра знаменитого русского математика Софьи Васильевны Ковалевской Анна Корвин-Круковская и ее муж Виктор Жаклар стали видными членами Коммуны. Владимир Онуфриевич Ковалевский и его жена, Софья Васильевна, а также Александр Онуфриевич Ковалевский с волнением следили за судьбой близких им людей. Вместе с ними и Илья Ильич Мечников близко к сердцу принимал борьбу коммунаров.
К началу учебного года Надежда Васильевна приехала на Мадейру сменить Мечникова у постели больной, а он вернулся в Одессу – работать. Но попал, как говорится, с корабля на бал. В Одессе шли свои университетские бои.
Не успел Иван Михайлович Сеченов приступить к чтению лекций, как разыгрались события, вовлекшие его в борьбу с реакционной частью профессуры. В университете открылась вакансия по кафедре химии. Факультет избрал на это место известного химика Вериго, но совет университета не утвердил эту кандидатуру на основании того, что Вериго был поляком.
Друг Мечникова, профессор Ценковский, стал протестовать, его поддержал Сеченов, не остались безучастными к этому делу и студенты. В совет было подано заявление Ценковского с просьбой об отставке. По городу ходили слухи, что то же самое собираются сделать Сеченов и Мечников. Это было бы большим ударом для университета.
Ценковский покинул университет, и Сеченову одному пришлось на своих плечах вынести серьезное столкновение с реакционной группировкой университетской профессуры. Сеченов Иван Михайлович писал письма в Петербург и получил для Вериго рекомендации от Менделеева, Бутлерова и других выдающихся химиков. С огромным трудом ему все-таки удается добиться утверждения на кафедре Вериго.
Тем временем назрел новый, еще более серьезный конфликт. На лекции профессора истории славянского законодательства Богишича произошел инцидент. На одной из скамеек в аудитории сидел некий студент по фамилии Бэр. Сидел он, облокотившись на парту, положив голову на руки. Профессор, известный своей грубостью, не преминул грозно прикрикнуть: «Вы что, в кабаке? Если не умеете себя вести прилично, то можете идти вон!»
Студент поднялся со скамьи и попытался извиниться, но Богишич не дал ему сказать ни слова, прервав криком: «Вон!», и, разъярившись, начал топать ногами. Студенты перестали ходить на лекции Богишича и потребовали от него извинения. Начальство, желая уладить дело миром, посоветовало профессору переговорить со студентами, было объявлено, что такого-то числа после лекции Богишич даст объяснения. На лекцию пришел почти весь университет, но Богишич не явился. Студенты потребовали его удаления из университета.