Им помогали силы Тьмы
Шрифт:
— По всем канонам древних мудростей, мой фюрер, он теперь очень неплохо проводит время — и не только потому, что освободился от всех бренных забот, но и от того, что встречается с многочисленными людьми, которых давно не видел, но они ему были дороги в прошлом. Сказано древними, что между нашими различными воплощениями нам даровано несказанное блаженство, вроде школьных каникул. Когда же мы, отдохнув от невзгод последней жизни, подготовим себя к новому воплощению, перед нами встанут новые задачи, которые мы должны решить. Поскольку Рузвельт достиг очень высокого положения в прошлой жизни, накопленный им опыт и знания, несомненно, подготовили его к более блестящему будущему в новом воплощении. Но вероятнее всего, он будет рожден заново уже на другой планете, где-нибудь на далекой звезде.
Гитлер в ответ только хмыкнул, так как голова его была занята новыми планами. Он сказал, что после последнего наступления русских, которое поставило Берлин в безвыходное положение, он всерьез обдумывает возможность остаться здесь, в обреченном городе, и совершить грандиозный жест самопожертвования, возложив свою жизнь на алтарь тех идеалов, за которые он всю жизнь сражался. Но смерть Рузвельта вдохнула в него новую надежду на свою счастливую звезду. Остаются лишь недели до того момента, когда американцы предложат свои условия мира, а такой срок продержаться в баварском естественном укреплении вполне возможно и даже нетрудно. Даже если русские возьмут Берлин, американцы не такие дураки, чтобы позволить коммунистам и дальше расползаться по Европе. С политической точки зрения, для него, это, разумеется, будет конец карьеры. Но он пойдет на эту последнюю жертву во имя спасения народа Германии. Когда условия мира с союзниками будут оговорены, он удалится от политической жизни, как уже давно собирался поступить. Свои последние годы он проведет в родном Линце. Они будут стареть вместе с Евой Браун, его единственным верным другом, кроме нее, у него на свете есть только еще одно существо — овчарка Блонди. Там, в Линце, он собирается построить оперный театр и большую галерею, где выставит свои замечательные коллекции произведений искусства, собранные им за многие годы.
Грегори битый час выслушивал эти несбыточные мечты фюрера, потом они вернулись в бункер.
На следующий день, к всеобщему изумлению, в бункере появилась Ева Браун. О ней поговаривали, что она способна проявлять свой темперамент только в одном случае: если ей будет отказано постоянно находиться в компании Гитлера. Однако она раньше никогда не смела ослушаться его приказаний. Когда появились первые признаки, что русские подходят к Берлину, Гитлер приказал ей готовиться к переезду в Мюнхен. Теперь же, когда судьба Берлина была уже предрешена, она решила разделить судьбу своего Адольфа до последнего.
Он сначала приказал ей уехать на юг, она же наотрез отказалась, тогда фюрер сказал, что чем больше испытаний ему суждено пережить, тем больше он будет обращаться к ней за утешением.
Грегори был представлен подруге фюрера, и его акции значительно поднялись в глазах окружающих, особенно после предсказания Малаку о том, что в середине апреля у Гитлера будет передышка от страданий и тревог и это к нему придет от некой женщины.
Для Евы в бункере выделили комнату, которая одновременно была спальней и гостиной, а также небольшую гардеробную, рядом с ванной комнатой фюрера, которую она с ним делила. Повариха-вегетарианка фрейлейн Манциали, составлявшая компанию фюреру при его трапезах в отсутствие Евы Браун, теперь была отправлена на кухню, а Ева главенствовала над чайными приборами и пирожными с булочками во время нескончаемых чаепитий и заседаний.
Два дня Гитлер выглядел заново родившимся человеком. Он был весел, приветлив со всеми и отделывался шутками на известия о новых неудачах на фронтах. На третий день запал закончился и он сник.
Не было никаких признаков того, что Гарри Трумэн, сменивший Рузвельта на посту президента США, намеревается внести какие-то коррективы в политику США по отношению к Германии, а на очередном дневном заседании выяснилось, что ситуация становится отчаянной и необратимой.
По поступившим донесениям, британцы находились уже в пригородах Гамбурга и Бремена. Генерал Александер взял Болонью и прорвался с войсками в долину реки По. Французы были в верховьях Дуная. Русские заняли Вену и угрожали как Дрездену, так и Берлину. Американцы перешли Эльбу, и со дня на день следовало ожидать, что их войска повстречаются с русскими и, воссоединившись, они рассекут Германию пополам.
К явному неудовольствию так называемых советчиков Гитлера, молча сидевших за длинным столом на совещании, он снова сорвался на крик и истерику. С пеной у рта он доказывал, что Сталин был прав, как никто, когда расправился с девятью десятыми своего высшего командного состава в армии. Ему еще повезло, что он раскрыл их заговор задолго до войны. Теперь становится все яснее и яснее, что Вермахт предает интересы Германии. Слабые в коленках трусы желают мира любой ценой. И не одни только офицеры, солдаты нынче помышляют лишь о том, как бы уберечь собственные шкуры. Их следует расстреливать на месте, без суда и следствия. Всех расстреливать! Всех до одного!
Несколькими часами позднее охрипшего от обвинений, выдохшегося и выжатого как лимон фюрера Борман проводил в личные покои, где его поручили заботам сначала скользкого доктора Морелля, а затем Евы. Отдохнув пару часов в постели, он послал за Грегори и предложил ему уже в который раз прогуляться в саду.
Уже наверху в парке он все еще напряженным голосом рассказал Грегори о сообщениях с фронтов, которые услышал на совещании, и закончил рассказ признанием:
— Русские возьмут Берлин — это точно. Но и что же с того?! Это вина предателей-генералов, не исполняющих мои приказы, а не моя. Если берлинцам суждено испытать нашествие большевиков, то за это они должны быть «благодарны» своей армии. А мне теперь самая пора подумать о более важных вещах: о своем будущем. Самая плохая из сегодняшних новостей — это то, что генерал Паттон начал танковый прорыв в направлении Баварских Альп. Там, разумеется, очень трудный для маневра рельеф. Но он из упрямых и настойчивых. Его новый прорыв угрожает Оберзальцбергу и самому Берхтесгадену. Могу ли я доверять частям, охраняющим мою баварскую ставку? Буду ли я там в безопасности? Могу ли я на нее рассчитывать?
Вот он наконец и пришел, тот момент, из-за которого за эти шесть недель Грегори натерпелся столько страху и переживаний. С помощью предсказаний Малаку — неважно, из какого источника они исходили, — ему удалось полностью завоевать доверие Гитлера. Он, понятно, не лелеял никаких надежд на то, что ему удастся склонить Гитлера к подписанию капитуляции, но всю свою кампанию он построил в расчете на то, что, быть может, повезет и результатом его мистификации маньяком-правителем будет заключен мир хотя бы на несколько месяцев раньше и тем самым удастся избежать ненужных жертв. Теперь пришло время рискнуть высказаться прямо. Помолчав, как бы прислушиваясь, к внутреннему голосу, он сказал:
— Мой фюрер, вам не следует искать прибежища в Оберзальцберге. Любая попытка продолжать войну оттуда заранее обречена на провал и будет бессмысленной. Американцы не теряют присутствия духа, и самое большее, на сколько вы можете рассчитывать продержаться, — это несколько недель. Не так давно вы говорили мне, что останетесь в столице до самого конца, что это послужит примером наивысшего образца верности народу Германии и беззаветной храбрости. Именно таким путем вам следует идти и дальше, а в будущем, которое вам открывается необозримыми просторами, вы, я уверен, не пожалеете о принятом вами решении.
Гитлер с минуту помолчал, потом спросил:
— Можете ли вы что-нибудь мне сказать о моем будущем?
— Могу, — не дрогнув, объявил Грегори. — Я справлялся у Малаку. Вы заново родитесь на Марсе.
— На Марсе? Но ведь эта планета выжжена дотла, за исключением, быть может, какой-нибудь скудной растительности, там нет жизни!
— Мой фюрер. Позвольте с вами не согласиться. Марс состарился раньше Земли. И что там делать человеку, если моря постепенно высохли, цивилизации родились и умерли? Но даже при современном развитии науки вполне реально изобрести способы продолжения жизни на этой планете. Весной и осенью тают ледники на полюсах. Вполне возможно, что этот последний резервуар воды используется по назначению, чтобы обретали свою былую плодородность более умеренные зоны. И всего этого марсиане добились, построив пятидесятимильные широкие каналы. Сейчас они стоят на грани вымирания.