Имаджика
Шрифт:
Думая о ней и о криучи, он вынул из кармана синее яйцо и поднес его к губам. За последние несколько часов он целовал его прохладу тысячи раз, лизал, сосал его. Но теперь ему захотелось теснее слиться с ним, ощутить его тяжесть в своем желудке, подобно тому, как он ощутит тяжесть ее тела, когда они снова займутся любовью. Он положил его в рот, запрокинул голову и глотнул. Оно с легкостью скользнуло внутрь и подарило ему несколько минут покоя.
Не будь в голове у Клема двух обитателей, он вполне мог бы оставить свой пост у парадной двери, пока Примиритель трудился наверху. Вначале порожденные процессом потоки вызвали у него довольно сильную боль
Свеча, которую он поставил у двери, тонула в своем собственном воске, и он нагнулся было, чтобы примять краешек и дать стечь излишку, но в этот момент что-то стукнулось о крыльцо. Звук был такой, словно рыба плюхнулась на камень. Он оставил в покое свечку и прижался ухом к двери, но больше ничего слышно не было. Интересно, что это – плод упал с дерева или пошел волшебный дождь? Он направился в комнату, где Понедельник днем развлекал Хои-Поллои. Теперь они отправились в какое-то более укромное местечко, захватив с собой две подушки. Мысль о том, что под этим кровом нашли себе приют двое любовников, доставила ему удовольствие, и, направляясь к окну, он мысленно пожелал им удачи. На улице оказалось темнее, чем он предполагал, и хотя крыльцо было в поле его зрения, он не мог разобрать, то ли на нем действительно что-то лежит, то ли это просто рисунки Понедельника.
Скорее озадаченный, чем обеспокоенный, он вернулся к парадной двери и вновь стал слушать. По-прежнему ничего не было слышно, и он уже решил было выбросить всю эту историю из головы, но слишком уж ему хотелось, чтобы волшебный дождь действительно выпал в эту ночь, и он был слишком любопытен, чтобы остаться равнодушным к этой тайне. Он хотел отодвинуть свечку от двери, но стоило ему взять ее в руки, как воск окончательно затопил крохотное пламя. Ничего страшного. Несколько свечей горело у подножия лестницы, и их света было вполне достаточно, чтобы отыскать засовы и отодвинуть их в сторону.
Юдит проснулась в комнате Целестины и оторвала голову от матраса, на который она легла около часа назад. После примирения они еще некоторое время поговорили, но в конце концов усталость все-таки одолела ее, и Целестина предложила ей прилечь и немного отдохнуть, что она с радостью и сделала. Приподнявшись, она обнаружила, что Целестина также уснула. Голова ее лежала на матрасе, а тело – на полу. Она тихонько посапывала, нисколько не побеспокоенная тем, что разбудило Юдит.
Дверь была приоткрыта, и сквозь нее в комнату проникал запах, возбуждавший в Юдит легкую тошноту. Она села, потерла затекшую шею, а потом поднялась на ноги. Прежде чем лечь, она сбросила туфли, но ей не хотелось сейчас тратить время на их поиски в темной комнате, и она вышла в холл босой. Запах стал гораздо сильнее. Доносился он с улицы, через открытую дверь. Стоявших на страже ангелов нигде не было видно.
Зовя Клема по имени, она двинулась через холл, замедляя шаги по мере приближения к открытой двери. Свечи у лестницы отбрасывали на порог мерцающие отблески. Она заметила, что там что-то блестит, и, отбросив осторожность, кинулась к двери, призывая Богинь на помощь себе и Клему. Только бы это был не он, прошептала
Это действительно был не он. Теперь, подойдя поближе, она разглядела то, что осталось от лица, и узнала его: подручный Сартори, Отдохни Немного. Глаза его были вырваны из глазниц, а его рот, расточавший мольбы и лесть в таком изобилии, был лишен языка. Но сомневаться в том, что это именно он, не приходилось. Только существо из Ин Ово могло до сих пор продолжать дергаться, изображая подобие жизни даже тогда, когда сама жизнь уже покинула тело.
Она подняла взгляд от жертвы и всмотрелась в окружающий мрак, снова позвав Клема по имени. Сначала никто не ответил, но потом она услышала его полузадушенный крик.
– Немедленно в дом, назад! Ради... Бога... назад!
– Клем?
Она шагнула за порог, и из темноты вновь понеслись его отчаянные крики.
– Нет! Назад!
– Только вместе с тобой, – сказала она, осторожно переступая через голову Овиата.
В этот момент до ее ушей донеслось тихое, сдержанное рычание.
– Кто там? – спросила она.
Сначала никто не ответил, но она знала, что, если подождать, ответ обязательно прозвучит, и знала, чей голос она услышит. Однако ни содержание ответа, ни его обескураженный тон предугадать она не смогла.
– Не так все должно было произойти... – сказал Сартори.
– Если ты хоть что-нибудь сделал с Клемом... – начала она.
– Ни с кем я не собираюсь ничего делать.
Она знала, что это ложь, но знала она и то, что пока ему нужен заложник, он не причинит Клему никакого вреда.
– Отпусти Клема, – сказала она.
– А ты подойдешь ко мне?
Она выдержала благопристойную паузу, чтобы он не подумал, будто ей так уж не терпится откликнуться на его зов, и ответила:
– Да. Подойду.
– Нет, Джуди! – воскликнул Клем. – Он здесь не один.
Глаза ее уже привыкли к темноте, и она сама могла в этом убедиться. Вокруг него рыскали отвратительные, лоснящиеся твари. Одна из них, поднявшись на задние лапы, точила когти о дерево. Другая лежала в сточной канаве, достаточно близко, чтобы Юдит могла разглядеть просвечивающие через кожу внутренности. Но их кошмарная наружность не особенно ее поразила: в кулисах каждой драмы скапливается подобный мусор – останки отброшенных за ненадобностью персонажей, запачканные костюмы, треснувшие маски. Эти твари были отверженными, и ее возлюбленный привел их с собой, потому что чувствовал свое с ними родство. Она пожалела их. Но его – человека, чье величие еще недавно было столь непревзойденным – она пожалела еще больше.
– Прежде чем я шевельну хотя бы пальцем, Клем должен стоять здесь на крыльце, – сказала она.
После паузы Сартори ответил:
– Хорошо, я доверяю тебе.
Из мрака донеслись новые похрюкивания Овиатов, и Юдит увидела, как две твари вынесли Клема из темноты, зажав его руки в своих пастях. Они приблизились к тротуару, так что она смогла увидеть стекающие по их мордам пенистые струйки слюны, и выплюнули пленника на дорогу. Клем упал лицом вниз. Все руки его были испачканы их зловонными выделениями. Она хотела было броситься к нему на помощь, но хотя двое тварей ретировались обратно в темноту, Овиат, который точил когти, повернулся и вытянул вперед свою лопатообразную голову. Взгляд его выпученных глаз, черных, как у акулы, метался из стороны в сторону, то и дело алчно впиваясь в нежный кусок мяса на дороге. Она побоялась, что стоит ей двинуться с места, и он может прыгнуть, и осталась стоять на крыльце, пока Клем с трудом поднимался на ноги. От слюны Овиатов на руках у него вздулись волдыри, но в остальном он был невредим.