Имена
Шрифт:
* * *
Хотя надо сказать, что в те годы Уфа еще не превратилась в нынешнюю деревню, где горожане сидят на корточках и плюют себе под ноги не хуже китайцев!
* * *
Духовной жаждою томим, я мучительно искал точки приложений и нашел ее на счастье быстро.
Осенью того же 1985-го пришел в популярнейшую (и имевшую невероятные по тем временам
Пришел не просто так, а прочитав объявление о наборе в «Школу репортера» (замечательные во всех отношениях годичные курсы внештатных корреспондентов, на которых делала ставку злободневная газета) и опубликовав в качестве конкурсной работы достаточно острый очерк на тему бальных танцев.
* * *
Отклоняясь от темы, скажу, что с 1991 года «Вечерняя Уфа» публиковала и мои рассказы, а в середине 90-х меня даже приглашали в газету на должность заместителя главного редактора.
Отказавшись по глупой самонадеянности на будущее, я жалею о том до сих пор.
* * *
Внештатным корреспондентом газеты я был 10 лет.
Стал весьма известным в городе журналистом и публицистом.
Писал репортажи, проблемные статьи и журналистом, писал портретные очерки.
Кое-что перерастало границы провинциальной городской газеты – попадало в такие центральные издания, как «Воздушный транспорт» или «Гражданская авиация».
Мои вырезки нередко украшали редакционную «Красную доску», ко мне стояла очередь из желающих прочитать материал про себя.
Моими героями были авиадиспетчеры и математики, парикмахеры и учителя, профессора и сапожники, студенты и ветераны войны.
И, конечно, люди искусства: например, с детства почти родной «дядя Саша» – муж маминой одноклассницы, народный художник Александр Данилович Бурзянцев.
* * *
Поэтому не было случайностью, когда однажды ответственный секретарь «Вечерней Уфы» Алла Анатольевна Докучаева направила меня к незнакомой певице, Любови Николаевне Троицкой, с целью написания очерка о ней.
Кажется, в какому-то юбилею, хотя сегодня я могу ошибаться.
Я оделся свеже, причесался, прицепил на белую рубашку «бабочку» шоколадного цвета (в те годы, по инерции оставаясь светским львом Ленинградских стандартов, я предпочитал галстуки именно такого фасона…) – и пришел в ее двухкомнатную квартиру Сталинского дома на улице Советской (в тылу Института искусств, фасадом на Советскую площадь,
Любовь Николаевна встретила меня на удивление тепло, хотя до того дня не подозревала о моем существовании.
Хотя в том нет ничего «удивительного»: моя героиня принадлежала к тому кругу вымерших ныне российских интеллигентов, где теплая беседа за круглом столом является одной из главных ценностей бытия.
Разговорившись очень быстро (что-что, а уж говорить-то я мастер до сих пор, хотя сегодня разговаривать мне уже почти не с кем…), мы просидели бог знает сколько как раз за столом и именно за круглым, специально для меня покрытым свежей белой скатертью.
В маленькой светлой комнатке, оклеенной пожелтевшими афишами разных лет – под раскрытым окном, выходящим в ласковое вечернее лето.
Любовь Николаевна рассказывала о себе, о своих учениках и ученицах, о личностях в музыке ее жизни, приносила книги и альбомы, раскладывала фотографии, разворачивала афиши – те, которым не хватило места на стенах – а я записывал и записывал, не прекращая поедать пирожки и печеньки. Напеченные ею же и тоже специально к моему визиту.
* * *
Хозяйка уютного дома сразу показалась мне «женщиной на ять» (как выразился бы мой полный тезка и кумир, артиллерии поручик Виктор Викторович Мышлаевский из «Дней Турбиных»), я был очарован ей, как мало кем и почти никогда в жизни. Как в прошлой так и в будущей.
Сколько лет тогда было Любови Николаевне, я не хочу подсчитывать; это неважно, когда речь идет о Женщине с большой буквы. Отмечу только, что моя героиня была 1911 года рождения, а дело происходило у нижней границы 90-х.
Я был очарован ее голосом, ее жестами, ее манерами, всей аурой ее личности.
Когда сейчас я слышу слова «певица» или даже просто «артистка», перед глазами всегда встает именно Любовь Николаевна Троицкая, с какой я познакомился тем летним вечером бог знает какого года.
Кажется, я тоже ей понравился, и мы расстались уже впотьмах с договоренностью о вторичном моем визите для уточнения мелочей приготовленного очерка.
Хотя какие там «мелочи»…
Обладая и врожденной, имманентной грамотностью и умением мгновенно оценивать текст и уже наработанным журналистским опытом, я мог сам расставить приоритеты. Решить, о чем писать обязательно, о чем необязательно, а о чем не стоит и вовсе. А скользнувшие и не записанные детали мог уточнить по телефону.
На самом деле мне просто захотелось еще раз побывать в этом прекрасном доме, посидеть за этим прекрасным теплым столом в окружении старых афиш и провести еще один вечер с Любовью Николаевной.