Имена
Шрифт:
Поскольку я уже не мог понять, как жил до сих пор, не будучи знаком с нею.
Тогда эти ощущения казались мне иррациональными и я в них не разбирался.
Теперь я понимаю, что – писатель до глубины, переживающий сотни разных жизней в разные времена реальней, нежели свою реальную – я просто в нее влюбился.
* * *
Имя мужа Любови Николаевны – пианиста и педагога Михаила Акимовича Зайдентрегера – я знал еще
Ведь подругой детства моей бабушки с отцовской стороны, старой барыни Зои Ивановны Воронцовой – одной из основательниц местной офтальмологии, стоявшей у фундамента всем известного Уфимского Института глазных болезней – была Милица Александровна Черданцева. Пианистка, музыковед и пропагандист, давшая мне и основы теории музыки и главные ее персоналии.
Я слышал о Зайдентрегере немало и для меня он был кем-то вроде бога, спустившегося не землю с небес.
Ведь именно он стоял в том пункте, от которого началось развитие фортепианной культуры этих мест.
В первый мой визит к Любови Николаевне Михаил Акимович у стола не появился.
Скорее всего, он неважно себя чувствовал – но я решил, что просто не интересен ему, будучи не музыкантом, а журналистом-математиком.
Точнее, и не математиком и не журналистом, а кем-то сидящим между двух стульев.
* * *
Надо сказать, что прошлая жизнь не обделила меня встречами с замечательными людьми.
Я уже упоминал и переписку с Семеном Степановичем Гейченко и дружбу с дядей Сашей Бурзянцевым
Я был близко знаком с Алексеем Федоровичем Леонтьевым – член-корреспондентом АН СССР, основателем и главой Уфимской школы комплексного анализа, харизматическим любителем жизни и самым умным человеком из всех мне известных.
На прокаленном перроне Уфимского аэропорта среди носилок с пострадавшими в Улу-Телякской железнодорожной катастрофе мне пожимал руку академик Чазов – министр здравоохранения СССР и бывший личный врач Леонида Ильича Брежнева.
Знавал я легендарного геометра, академика Александра Даниловича Александрова.
Меня учил обращению с оружием девятикратный чемпион СССР, трижды чемпион Европы, чемпион мира и бронзовый призер Олимпиады-68 по стрельбе из пистолета Ренарт Вафич Сулейманов.
С великим башкирским писателем, поэтом, прозаиком и драматургом Мустаем Каримом мы прогуливались по тихой улочке Уфы (называвшееся тогда Социалистической, а ныне носящей его имя) – и он рассказывал мне о давних годах своей жизни – когда они с моим дедом Василием Ивановичем Улиным ездили в Москву на сессии Верховного Совета РСФСР, где в одно и то же время были депутатами.
И так далее, и тому подобное.
Себе цену я знал всегда, перед великими никогда
Но перед музыкантами всегда трепетал в священном восторге.
Ведь при всей своей врожденной страсти музыкального образования я не получил даже начального и на ф-но левой рукой умел брать лишь октавы – хотя брал их играючи…
А что касается смычковых инструментов…
Виртуозы, владеющие их натуральным строем с коммой между встречными бемолями и диезами, кажутся мне волшебниками всех Изумрудных городов.
С непередаваемым благоговением отношусь я к виолончелистке Оле Бесс.
И потому меня не удивляло, что бог, сошедший с небес на землю, не выходил из своей комнаты.
* * *
Второй вечер с Любовь Николаевной прошел по схеме первого, только помимо пирожков и печенек, мы еще и напились.
Изумительная певица готовила изумительное домашнее вино (единственное из этого разряда, понравившееся мне за всю жизнь!) – и мы провели сравнительный анализ трех или даже четырех разных бутылок.
* * *
Очерк я написал; он вызвал бурю одобрения в культурных кругах, Любовь Николаевна пригласила меня отметить сразу и мой успех и ее славу.
На этот раз в гостях была и упомянутая в энциклопедической статье ученица Михаила Акимовича – доцент уфимского Института искусств пианистка Людмила Ивановна Алексеева.
Замечательный музыкант и человек, обаятельная веселая женщина; про нее я потом написал очерк «Девочка с такими глазами».
Мы опять ели пирожки и опять пили – только теперь с нами сидел Михаил Акимович.
Я познакомился с ним так же легко, как и с его женой; он оказался приветливым, доброжелательным и веселым.
И очень простым в обращении – каким должен быть действительно умный и талантливый человек.
Теперь я уже не сомневался в том, что тоже достоин общения с богом.
И с того вечера мои отношения с семьей Зайдентрегеров стали действительно семейными.
* * *
Я приходил к ним со своей Натальей; наши жены болтали о чем-то своем домоводческом, мы с Михаилом Акимовичем вели бесконечные разговоры и только о музыке – и он ни разу не намекнул, что я ничего не смыслю в этом виде искусства.
Зайдентрегер восполнил мне все, что я навсегда потерял, уехав из счастливого Ленинграда в серую Уфу.
Мы с женой посещали Зайдентрегеров часто – так часто, как нам того хотелось.
И, как ни удивительно они всегда бывали нам рады.