Именем Ея Величества
Шрифт:
Делиться важным с Бассевичем, с герцогом послу и не нужно. Голштинец пока не король. Первый официальный визит — к Остерману.
Он из тех, что к старости усыхают. Худоба схимника, белые обтянутые кожей скулы, глаза-щёлочки, то колющие, то засыпающие. Брезгливо, невежливо морщится, отхлёбывая вино, которым потчует гостя. Когда слушает, глаза исчезают под ресницами — они жёлтые, цвета опавшей листвы, как и брови.
— Нерасторжимый союз, ваше сиятельство. Россия и мы, Швеция, в нашем понимании, части одной империи, великой северо-восточной империи…
Продиктованное,
— Да, нерасторжимый…
Пряди грязно-серого парика свесились, цепкие бескровные пальцы теребят их, схватывают.
— Не-рас-торжимый…
В правой руке одна прядь, в левой пучок. Сплетает жгутом, сосредоточенно, и сдаётся — забыл о присутствии гостя. Та прядь затерялась, её не различить. Что это — намёк? Он ведь известен своими иносказаниями, увёртками.
— Рост великой Российской империи, — продолжал Юсси, — ради мира, взаимной выгоды…
Он комкает урок, переводит дух. Пальцы завораживают. Расплели косу, свивают опять.
— Ве-ли-кой им-пе-рии…
Ни тени иронии. Зато пальцы отвечают откровенно — неравен этот альянс, выгод для Швеции добивается посол.
— Его королевское высочество… В силу брака с принцессой Анной имеет право претендовать на… определённые уступки.
— Оп-ре-делённые, — отозвался Остерман как эхо. — Мы желали бы знать, — и космы парика, откинулись, — впустит ли Швеция наши корабли? В свои гавани?
Удар наотмашь. Юсси смутился. Может быть, соврать, обнадёжить? Признал — инструкций он не имеет.
— Что отсюда следует, экселенц?
Юсси молчит.
— Следует то, что ваше правительство не намерено поддержать претензии герцога на Шлезвиг. Предпочитает удовлетворить его за счёт России. Так? В нарушение договора. Так, экселенц?
Он перешёл в наступление.
— Обстоятельства в связи с женитьбой изменились, — пробормотал Юсси. — По нашему мнению, возникает необходимость в новом договоре.
— В новом до-го-воре, — надоедливо проскрипел вице-канцлер. — Если будет угодно её величеству, — прибавил он быстро, отчётливо, поучающе.
— Но вам, экселенц, неугодно, — вымолвил Юсси, повинуясь озорному порыву, и прикусил язык. Понял — так держи язык за зубами. Нарушил он правила дипломатической игры.
— Её императорское величество, — сказал Остерман, явно сердясь, — есть суверен самодержавный.
Вздохнул, взял со стола оловянный ларчик, достал пилюлю, с неожиданным проворством кинул в рот. Пил воду из стакана мелкими глотками. Юсси не сразу уразумел — разговор окончен.
Стена, равнодушная стена… Скорее враждебная. Здесь нельзя выражать собственные мысли — даже Остерману, главному дипломату России. Министру нельзя высказать свои мысли прямо. Тирания. Увы, придётся привыкнуть!
Стайка гусей гуляла по берегу — незамощённому, размытому ночным дождём. Юсси потревожил их и едва спасся, добежав по мосткам до лодки. Гребцы слегка надрезали вёслами водную гладь, несла Малая Нева, ширилась, сливаясь с Большой, раздвигая каменные фасады столицы, лицемерные фасады, прикрывшие нищету.
Следующий визит — к Меншикову. Фаворит, соправитель, второе лицо в государстве. Екатерина — женщина ума обыкновенного, князь — ум выдающийся. И воспалённый тщеславием. Пиетисту стыдно — он призван обличать порок, а тут он вынужден поощрять его, растлевать душу человека. Что оправдывает? Единственно — забота о мире.
Юсси подавляет в себе сомнения, робость — с пальмовой ветвью мира прибыл он в Россию.
— Господи! Да за что же?
Охает Дарья, стонет, сейчас брызнут слёзы. Услышала — ушам не поверила. Ужасно, ужасно!
— Король я… — смеётся Данилыч. — Ты королева. Величество.
— Да на что нам…
Король или гетман — разницы Дарья не видит. Украина. Киев… Уехать, бросить всё… Про Киев не скажет худого, хорошо было, там её обвенчали с Александром, освятили долгое греховное сожительство. Но теперь, из столицы… Корона? Опала для мужа, во что ни ряди.
— Чем прогневил? Горе моё! В ножки паду Екатерине, отмолю. Чего натворил?
— Тьфу! Королевство же дают… А это что значит? Часть империи.
— Ой, горе-горюшко!
Схватилась за сердце. Не уловила шутки. Супруг шлёпнул по щеке мягко.
— При чём царица? Швед посулил.
— Чего?
— Швед, говорю…
— Этот? Юсси?
— Слеза ты Божья, — обозлился Данилыч. На жену, на Юсси, только что отбывшего, на пустую шведскую приманку. — Вопишь на весь город. Смеялись мы. Смешинка в рот залетела.
Шутливое настроение пропало. Не та оказия, чтобы зубы скалить. Разбередил швед. Вошёл — и привиделся Днепр, настигнутые у переправы офицеры Карла, разгромленного Карла, успевшего-таки улизнуть к туркам [92] . Цедергельм, простоватый, скроенный топорно, выделялся среди штабных баронов и графов.
92
После поражения под Полтавой (1709) шведская армия стремительно отходила на запад. На Днепре у Переволочны Карл XII, бросив армию, бежал в турецкие владения.
— Значит, амбашадур [93] … Так…
Обнялись как старые приятели. Сколько выпито вместе — бочка, поди… В компаниях, вместе с царём. Пели, кукарекали, ржали, кто во что горазд. Поседел Юсси. Трезвенник ныне — глоток один, и хватит.
— Тогда и я воздержусь. Башка чтоб трезвая была, — веселился князь. — Опутает амбашадур. Бывало, я тебя в плен брал, теперь ты меня.
— Зачем? — кротко ответил Юсси. — Все люди должны быть свободные.
93
Посол (от фр. ambassadeur).