Именем народа Д.В.Р.
Шрифт:
Ленков довольно часто в период с 1915 по 1917 год обитался в доме братьев Якубченко в Кеноне, так что жителям этого небольшого села молодой и удачливый спиртовоз и конокрад довольно примелькался. У кенонцев не пакостил, наоборот, всегда у него разжиться спиртишком возможность имелась. Нередко бывал Костя у Якубченко и потом, особенно во второй половине двадцать первого года зачастил.
Вот и нынче, как и предполагал Алеха, Яшка застал Костю у Якубченко. Пили чай с творожными шаньгами, печь которые Маланья Якубченко, жена младшего из братьев, была большая мастерица.
Однако у Кости и обоих братьев мигом охота на шаньги прошла, стоило Яшке выдать скверную новость насчет предстоящего схода. Яшка видел, как побледнел Ленков. Но на мгновение, не больше.
— А што, субчики-чубчики, может, вдарим по фараонам всей кодлой? — откинулся Костя к стене, развалясь на широкой лавке, застеленной связанной из лоскутов дорожкой. — Силы у нас много, стволов хватает. Они — Сидоркин дом в кольцо, а мы им — в спины!
— Откуда известно, сколь они штыков привлекут для налета! — вздохнул Якубченко-старший. — Понятное дело, что мильтонов там тьма будет…
— И мы тьму соберем!
— На милицию, Костя, в лоб лезть не надо. Волну подымем, и, к примеру, кровью умоем угрозыск, а опосля? У властей штыков!..
— Пошутил я, нешто не поняли? — Костя плеснул в стакан самогонки, залпом выпил. — С другой стороны зайдем. Покуда они портновский дом будут окружать, мы пару китайских фанз дернем! А?
— От! Це дило! — подал наконец голос и Якубченко-младший.
Без четверти одиннадцать Гаврилов, Сарсатский и Милославский уже маялись в участке, с тревогой ожидая начальника. Вполне могло оказаться, что кого-то из участников схода предупреждение не нашло — могут и влипнуть при заварушке. Хотя, с другой стороны, Алеха в отношении главного подозреваемого милицией — Сидорова, все проделал с изюминкой: никто взрослый предупредить Степана не сунулся, Алеха туда паренька малолетнего — притуповского Ваньку заслал, всучив ему для маскировки старые брюки, якобы для перешива.
Кузьмича, — не ведая, что вся волна пошла оттуда, — предупредили обычным порядком. Вечерняя темень сослужила плохую службу наблюдателям из милиции — они не засекли появление у Кузьмича курьера, пришедшего и ушедшего задами.
Лукьянов прибыл в участок пять минут двенадцатого, построил милиционеров, определил восемь человек для участия в оцеплении дома портного. Как и обещал, в список попала и пресловутая троица оборотней.
Через несколько минут группа милиционеров на рысях пошла к месту операции.
За квартал спешились, вскоре наткнулись на милиционеров Тряскина, стали разворачивать полукольцо, охватывая квартал с двух улиц. К дому Сидорова подбирались как можно тише, но вскоре местные собаки подняли такой шум, что группе Тряскина пришлось рывком влететь во двор портновского дома, где тоже сотрясал цепь здоровенный и горластый пес.
На глазах у милиционеров в доме засветили лампу, свет замерцал сквозь щель в неплотно пригнанных ставнях.
— Хозяин! — звонко крикнул Тряскин. — Выходи! Милиция!
Скрипнула внутренняя дверь.
— Чичас, чичас! — раздался из сеней совершенно не сонный голос. Загремел крюк на входной двери, она бесшумно отворилась, тускло блестнув в свете лампы, которую Сидоров держал в правой руке чуть наотлет, крашенной суриком внутренней поверхностью.
— Фамилия?! — рявкнул Тряскин.
— Сидоров, — с готовностью ответил хозяин дома. — Сидоров Степан Васильев сын…
Подошедшему Фоменко послышалась в голосе портного издевка. Может, Дмитрию Ивановичу это и показалось, но что Сидоров держался уверенно, без трясучки, — было видно яснее ясного.
— Так вот, гражданин Сидоров, имеем намерение произвести осмотр дома и двора на предмет обнаружения посторонних лиц! — громко объявил Тряскин.
— Батюшки-святки! — всплеснул руками Сидоров. — Какие посторонние?! Один, аки перст! Супруженница и та с детями в другом месте… Конешно, ежели таковая необходимость имеется, — пожалте! Проходите, не стесняйтесь, глазами своими удостоверьтесь, что ни души… Амбар, баньку осмотрите — а как и спрятался там какой-нибудь фулюган! Чичас времечко-то — ой-е-ей! Столь лихого люда по городу шастает!..
Сидоров откровенно издевался.
Дмитрий Иванович понял, что в доме у него действительно никого нет, и они не ошиблись. Тот самый это Степан, о нем речь и шла! И веселился, издевался он над милиционерами сейчас потому, что был предупрежден, как были предупреждены, заведомо узнали о готовящейся операции угрозыска и остальные бандиты. Сообщил кто-то ленковцам из своих, скрипнул зубами Фоменко, кто-то их предостерег.
— Тряскин! — подозвал он к себе начальника участка. — Осмотр проводите… Но, видимо, — мартышкин труд. Перед Сидоровым придется извиняться…
— Это я уже понял, — ответил сумрачный Тряскин, размышляющий, скорее всего, над тем же, что и Фоменко. Начучастка глухо выругался и вернулся к крыльцу. — Пройдемте, гражданин, в дом…
К Фоменко, вышедшему из ворот, подъехал на шумно фыркающем коне Лукьянов.
— Какие будут указания, товарищ начальник?
— Сворачиваемся. Людей распустите по домам.
— Выходит, ошибочка вышла?
— Да нет… Впрочем, может, и так.
— О-хо-хо… — по-бабьи протяжно охнул Лукьянов, что совершенно не вязалось с его боевым обликом и неприятно воспринялось Дмитрием Ивановичем. — Видать, у этого Ленкова всюду уши и глаза… Ловок, варнак каторжный!
— Насколько мне известно, каторги он не нюхал, а контрабандист был ушлый. Но в сегодняшнем срыве не это главное. Предупреждены бандиты оказались…
— Кем?
— Кабы знать…
— А ежели тряхнуть того хитреца, из-за которого каша заварилась?
— Спросить — спросим, только мало что это даст…
— А я бы ему наган в зубы! По законам революционного времени!..
— Закон, товарищ Лукьянов, во все времена — закон. Без скидки на время. А беззаконие — всегда беззаконие, хоть революционное, хоть какое… Командуйте своим по домам, чего людей понапрасну морозить…