Именинница
Шрифт:
– Не знаю, подождем.
– Я не хочу ждать. Дай ключи, папа, я посижу в машине.
– Ты останешься здесь, понял? Никуда не уйдешь без меня.
Хоффман сорвался и тут же пожалел об этом, заглянув в испуганные глаза мальчика. Только не повышать голос. В их присутствии он должен держать свое беспокойство при себе.
Пит поцеловал Расмуса в лоб и побежал по лестнице на второй этаж.
– Хюго! Спускайся немедленно!
– Сначала объясни зачем.
– Ничего я тебе объяснять не должен.
– Конечно, потому что знаешь, что неправ. А если неправ, значит,
Два маленьких мальчика, которые по вине папы всю жизнь провели в бегах. При этом сыновья вели себя по-разному. Расмус быстро принимал любую новую обстановку и так же легко возвращался к прежней, а вот Хюго требовалось свыкнуться с местом, чтобы хоть как-то собраться с мыслями. Он так и не смог освоиться в Южной Америке, и когда потом вернулся в Швецию, далеко не сразу осознал, что дома.
– На этот раз ты неправ, – возразил сыну Пит. – Речь идет как раз не обо мне.
– Тогда о ком? Почему ты не можешь оставить нас дома, как всегда?
Пит Хоффман все понимал. К этому мальчику пару раз приставляли охрану, потому что так велел папа. Иногда он подслушивал разговоры между родителями, которые думали, что Хюго спит, и, не смущаясь, поднимали темы заказных убийств и пожизненного заключения. Мальчик понимал, что ждет разоблачения шпиона, и, не получив требуемых разъяснений, мог запросто и сам выстроить логическую цепочку.
И сейчас этот мальчик был напуган, совсем как его отец.
– Мама…
– Что мама?
– Не говори ей, Хюго, ни в коем случае. С ней я все улажу сам.
Лгать детям гораздо легче. Пока не смотришь им в глаза, во всяком случае.
– Чего именно я не должен ей говорить?
– Чем меньше ты знаешь, тем больше шансов, что не проговоришься. Бери пример с Расмуса.
Молчание.
Хюго обдумывал отцовскую ложь.
И вот наконец Пит услышал, как заскрипели половицы у кровати старшего сына. А потом быстрые шаги Хюго в сторону лестницы.
– Но это такая тоска… – Хюго старался выглядеть бодрым, когда завязывал шнурки на старых кроссовках, которые никак не хотел поменять на новые. И когда снимал рюкзак с крюка у входной двери. – …Я имел в виду, сидеть и смотреть, как ты работаешь.
Тоска.
А ведь были времена, когда мальчики интересовались, что делают мама и папа на работе – в том загадочном месте, где коротают часы в ожидании, пока их дети не наиграются с друзьями в детском саду. И тогда на каждое посещение хватало пол-литра мороженого, большого стакана «пепси» и пары-тройки серий «Винни-Пуха».
Пит положил руку на хрупкое плечо, притянул сына к себе и обнял, как не мог позволить себе на людях.
– Тоска, понимаю… Да, к сожалению, иногда бывает и так.
В машине, по дороге в офис в центре Стокгольма, Пит вспомнил одно проверенное средство против тоски. Мальчики нередко прибегали к нему, когда были младше и вместе толкались на заднем сиденье, – считали по-польски.
– Еден, два…
– Еден, два…
Пока за спиной Хоффмана откликался только один голос. Пит повернулся к старшему сыну:
– А ты, Хюго?
– Не хочу.
– Пусть Расмус один считает, пока не приедем?
Хюго молчал, и положение спас Расмус:
– Не трогай его, папа. Давай считать вдвоем. Теперь я начинаю, и каждый говорит только одно число, ладно?
– Тше.
– Чтери.
– Пьечь.
Так они дошли до ста тридцати шести – Расмус начинал, Хоффман подхватывал, а Хюго вздыхал. А потом машина припарковалась возле углового здания на Васагатан, где на третьем этаже располагался офис «Хоффман Секьюрити» с почтовым ящиком.
Хоффман отпер укрепленную входную дверь, потом решетку и набрал четыре цифры на панели управления в прихожей, чтобы выключить сигнализацию. Охранная фирма – так работала польская мафия, в которую Пит внедрился по заданию шведской полиции, да и вообще, все ветви восточноевропейской мафии. Потому что «Хоффман-секьюрити» была лишь одним из филиалов головной фирмы «Войтек-секьюрити». До тех пор пока ее владелец Пит Хоффман, год от года все больше входивший в доверие, не добрался до самого сердца преступной структуры и не развалил ее на части.
– И как долго мы здесь будем?
– Ты знаешь, Хюго.
– Я спросил, потому что ты мог передумать.
– Мой дорогой, любимый старший сын, будь добр, сядь за стол рядом с Расмусом. Посмотри телевизор, почитай, поройся в Сети, поиграй во что-нибудь. Я не передумал.
В годы скитаний Пита Хоффмана Эрик Вильсон, его куратор в стокгольмской полиции, пунктуально оплачивал аренду этой пустовавшей квартиры. Пит Хоффман и сам толком не мог понять, почему это было так важно для него. То, что заработанные или добытые каким-либо другим путем деньги шли на содержание семейного гнезда в Эншеде, казалось естественным, но этот неоправданно дорогой офис в центре города, все назначение которого с самого начала сводилось к тому, чтобы Пит имел возможность приблизиться к властному ядру польской мафии… Это потом все прояснилось, когда они вернулись в Швецию и Пит чудом избежал тюремного заключения. Тогда эта квартира стала для него единственным надежным убежищем – в то время как все остальное в жизни являло полную противоположность тому, что обычно подразумевается под словом «надежность». Только здесь жизнь казалась понятной и все вставало на свои места. Отсюда, когда пришло время, он и начал вести поиски нового жилья.
Пит зашагал по комнатам с высокими потолками, светлыми стенами. Окнами, выходящими на Нурра-Баторгет и Кунгсбрун.
Камин – в Эншеде они построили такой же, потому что так захотела Зофия. В кабинете, который располагался рядом с кухней, стоял тяжелый антикварный стол и два оружейных шкафа, того же типа, что были в подвале.
Именно здесь и началась его легальная деятельность. А ведь Пит Хоффман был уверен, что никогда не научится выживать вне криминального мира. Полдня он продавал и монтировал камеры наблюдения и сигнализации, вторую половину укреплял окна и двери в офисе. И лишь изредка по будням, а иногда и по выходным, если получалось согласовать с графиком Зофии, подрабатывал охранником там, где за это хорошо платили.