Именинница
Шрифт:
«У тебя был день рождения, так? Пять лет. И был замечательный торт. Кто пришел поздравить тебя?»
«Мама, папа, Юлия и Элиот».
«А еще?»
«Больше никого».
«А мне кажется, что кто-то еще все-таки был».
«Нет».
«Может, их было даже больше, двое или трое. И их никто не приглашал».
«Никого больше».
«Ну, а если…»
«Кукла. В красной блестящей куртке и белых туфлях. Эверт, дай ее мне. Возьми себе другую, в синих сапогах. Потом мы сидели перед кукольным домиком. Давай теперь ты поселишься на втором этаже, а я на первом».
Она захлопнула эту дверь навсегда. Начала отсчет с нуля. Перед тем как месяц спустя исчезнуть из его жизни, шепнула, что ей тридцать два дня и пять лет. Как будто одно было отделено от другого какой-то непроницаемой гранью.
Гренс помнил и то, как они довели его до бешенства.
Это было одно из немногих дел, когда он был вынужден бросить расследование, хотя наверняка знал, кто убийца.
Свинья, которую он бросил в камеру предварительного заключения в Крунуберге на дозволенные законом семьдесят два часа, – как инспектор полиции, он мог не особенно утруждать себя доказательствами. И вот эта чертова преступная свинья открыто смеялась им в лицо на допросах или молчала, уставившись в пол, игнорируя их вопросы и комментарии, в то время как Гренс и его коллеги извивались, как ужи на раскаленной сковороде, – часики-то тикали. Гренс знал имя этого животного – от его подельников. Король Золтан, которого боялись все. Его отпустили, – не разжившись за трое суток ни свидетелями, ни вещественными доказательствами. Из участка Король Золтан прямиком направился в Арланду, откуда отбыл за границу ближайшим удобным для него рейсом, чтобы никогда больше не возвращаться.
Маленькая безымянная девочка видела убийцу, в этом Гренс не сомневался. Свидетельница была в шоке – но ведь когда-нибудь потом могла и вспомнить. Криминалисты обнаружили ее мочу и волосы в одном из гардеробов, это подтвердил анализ ДНК. Там она затаилась. Описалась. Из-за приоткрытой дверцы гардероба девочка могла наблюдать как минимум два убийства.
Эверт Гренс снова подошел к открытому окну.
Высунулся, опершись на подоконник, и закричал, как безумный.
Потому что вдруг осознал, что все это значит.
Некто забрал документацию из охраняемого полицейского архива, прочитал первую папку с бумагами предварительного расследования и понял, что остался свидетель. После чего взял вторую папку, с материалами об укрытии, ее новым именем, идентификационным номером, адресом и контактными данными семьи, в которую она попала. И потом этот некто заменил эти бумаги чистыми страницами, чтобы никто ничего не заметил, потому что снаружи папка и в самом деле не выглядела подозрительной.
Тем самым некто получил возможность довершить начатое – уничтожить последнего оставшегося в живых члена семьи и окончательно замести следы.
Гренс закричал снова – в духоту внутреннего двора.
Маленькой девочке, которая стала большой, угрожала смертельная опасность.
Если, конечно, она вообще была еще жива.
Часть вторая
Место в южной части Стокгольма было выбрано идеально. Тупик и сонные пятиэтажки постройки сороковых годов. Квартиросъемщики – среднестатистические шведы, у которых все – доход, образование, продолжительность жизни, не говоря о численном соотношении в семье пожилых и молодых членов, – было среднестатистическим. Одни родились в Швеции, других занесло сюда позже.
В тот день маршрут Пита Хоффмана пролегал против часовой стрелки по окружности радиусом около двухсот метров, составлявшей своего рода защитную оболочку его территории. На этом участке Пит контролировал около восемнадцати камер наблюдения – на подъездах, гаражах, фонарных столбах, крышах домов. Все они были снабжены двигательными датчиками, чтобы ни одна живая душа, будь то средь бела дня или ночью, не проскользнула, не будучи пойманной в глазок объектива.
Пит пробивал номера машин, которые попадались ему на глаза, по базам транспортных средств и населения, в особых случаях по секретным базам полиции, доступ к которым все еще мог купить. Сличал картину вчерашнего дня, существовавшую лишь в его памяти, – со всеми официальными и неофициальными маршрутами и траекториями перемещения всех и каждого, – с тем, что видел сегодня. Ничто не вызывало у него подозрений, не указывало на возможную опасность. Приблизившись к подъезду единственной в микрорайоне многоэтажки, поправил камеру № 14, отвернув слегка влево. Штаб-квартира располагалась на восьмом этаже – «однушка» с кухонным углом, этого хватало.
– Это я. Все в порядке?
Он стоял в прихожей и смотрел на охранника в окружении множества мерцающих экранов. Парень попеременно кликал то на одну, то на другую камеру, прокручивал отснятый материал, внимательно отслеживая подозрительные моменты.
– Все в норме, босс.
Окно выходило в тупиковый переулок. Пит отвел рукой гардину, чтобы бросить последний взгляд на свои владения. Сначала – на квартиру на втором этаже, с белыми гардинами и тусклой настольной лампой между цветочными горшками на подоконнике. Убежище второго класса. Там поселилась женщина сорока с небольшим, не предоставившая никаких персональных данных, кроме резервного номера. Если отвести гардину еще чуть-чуть, можно увидеть следующий подъезд: окно с красными занавесками поверху и сверкающими свечными гирляндами по бокам – убежище третьего класса для тридцатилетнего мужчины, в которого стреляли собственные братья. А еще через два подъезда, – теперь Пит раздернул гардину почти полностью, – за светлыми занавесками и пышными складками тюля, вот уже несколько месяцев как жила одна немолодая пара. Оба выступали свидетелями в судебном процессе против довольно рыхло организованной, но крайне жестокой подростковой банды из западных пригородов.
И за проживание каждого три никак не связанные между собой коммуны платили по шестнадцать тысяч крон в сутки. Разумеется, в эту сумму входила и профессиональная охрана – опытные секьюрити, круглые сутки дежурившие в штаб-квартире, оснащение по последнему слову техники, оружие – все это, конечно, стоило денег. Каждое убежище Пит оборудовал лично, и то, что все их можно было обозреть вот так, из одного окна, само по себе тоже было неплохой бизнес-идеей охранной фирмы «Хоффман-секьюрити АВ».
– Привет, дорогая.
От этих пятиэтажек в одном из старых районов Багармоссена было рукой подать до дома, но Пит и сам не заметил, как на пути из лифта к машине зачем-то достал мобильник и набрал ее номер.
– Привет, дорогой.
У них все было лучше, чем когда-либо, включая первые месяцы знакомства.
Пит вернулся в Швецию, к прежней жизни. С той только разницей, что больше не лгал Зофии, не внедрялся в банды по заданию шведской полиции, не рисковал каждый день и час жизнями близких, не говоря о собственной. И работал, слава богу, все на том же охранном предприятии. Только теперь это не было прикрытием его настоящей, секретной деятельности, а самой обычной работой, позволявшей использовать накопленный опыт и получать неплохой доход.