Имею скафандр - готов путешествовать
Шрифт:
— Ну, дай же посмотреть, — возмутилась Крошка.
Он услышал и обернулся. Крошка уставилась на него, он уставился на нас. Крошка закричала, он повернулся и вбежал в пещеру.
— Пошли отсюда, — потянул я Крошку за руку.
— Подожди, — ответила она спокойно. — Он теперь сразу не выйдет. — Она начала раздвигать руками кусты.
— Крошка!
— Попробуй-ка, — предложила она. Ее рука пыталась пробиться сквозь воздух. — Он все равно, что в клетке.
Я попробовал. Проход в арке был закрыт какой-то прозрачной перегородкой. Я мог немного
— Пластик? — спросил я вслух.
— Да нет, — пробормотала Крошка, — скорее, что-то вроде шлема моего скафандра. Однако прочнее, и, думаю я, свет проходит только с одной стороны. Не похоже, чтобы он нас видел.
— Ладно, давай вернемся в свои комнаты. Она продолжала ощупывать барьер.
— Крошка! — сказал я резко. — Сейчас не время упрямиться!
— Ты совсем, как папа. Слушай, он сейчас выйдет, он же уронил крысу, которую жевал.
— Если он выйдет, то тебя здесь не будет, потому что я тебя утащу, а если ты начнешь кусаться, то я сам тебя укушу, так и знай.
Она посмотрела на меня не без ярости:
— А я тебя кусать не буду, Кип, что бы ты ни делал. Но если ты намерен занудствовать… Ладно, вряд ли он выйдет в течение часа. Мы вернемся сюда? Потом.
— Хорошо, — я оттащил ее от арки. Но уйти нам не удалось. Раздался громкий свист, а за ним крик:
— Эй, парень! Поди сюда!
Кричали не по-английски, но я достаточно хорошо понял.
Крик донесся с противоположной стороны коридора. Поколебавшись, я пошел в ту сторону, потому что туда уже пошла и Крошка.
В проходе маячил человек лет сорока пяти. Не неандерталец, а цивилизованный человек; во всяком случае, в какой-то степени цивилизованный. Одет он был в длинный тяжелый шерстяной плащ, перехваченный в талии поясом и образующий нечто вроде юбки. Ноги под юбкой тоже были обмотаны шерстью, обут он был в короткие, изрядно поношенные сапоги. На поясе, поддерживаемый перевязью через плечо, висел короткий тяжелый меч, с другой стороны пояса свисал кинжал. Он носил короткую прическу, а лицо, видно, брил несколько дней назад, потому что оно заросло серой щетиной. Смотрел он с выражением не то что дружеским или враждебным, а скорее, настороженным.
— Спасибо, — буркнул он ворчливо, — Ты тюремщик?
— Да это же латынь! — изумилась Крошка.
Как следует вести себя при встрече с легионером? Да еще сразу вслед за встречей с пещерным человеком?
— Нет, я тоже пленник, — ответил я по-испански, а потом повторил на вполне приличной классической латыни. Я прибегнул к испанскому, потому что Крошка несколько ошиблась. Легионер говорил не по латыни, во всяком случае, это не была латынь Овидия и Гая Юлия Цезаря. Но не был это и испанский. Что-то среднее между ними, к тому же с чудовищным акцентом. Но смысл я вполне улавливал.
Пожевав губу, легионер буркнул:
— Это плохо. Три дня уже пытаюсь привлечь внимание тюремщика, а вместо него появился еще один пленник. Но так уж легли кости. Однако странный у тебя акцент.
— Извини, амиго, но и я тебя с трудом понимаю. — Я повторил это по латыни. Потом добавил: — Говори, пожалуйста, помедленнее.
— Я буду говорить так, как захочу. И не называй меня «амиго». Я — гражданин Рима, так что не спорь.
Это, конечно, в вольном переводе. На самом деле его пожелание звучало намного вульгарнее. Оно очень походило на одну безусловно пошлую испанскую фразу.
— Что он говорит? — дергала меня за рукав Крошка. — Это латынь? Переведи, пожалуйста!
Я обрадовался, что она его не поняла.
— Как, Крошка, разве ты не знаешь языка поэзии и науки?
— Не строй из себя профессора! Переведи.
— Не приставай, малышка. Я тебе потом переведу. Я сам с трудом за ним поспеваю.
— Что ты там бормочешь на своей варварской тарабарщине? — любезно осведомился римлянин. — Говори толком, не то получишь десять ударов мечом плашмя.
Не похоже было, чтобы его угроза была обоснованной. Я попробовал на ощупь воздух. Плотный. Я решил не обращать внимания на угрозы.
— Говорю, как могу. Мы беседовали друг с другом на нашем собственном языке.
— Поросячье хрюканье. Говори по латыни, если умеешь. — Он глянул на Крошку, будто только что заметив ее. — Твоя дочь? Продаешь?
Лицо Крошки приняло свирепое выражение.
— Это я поняла, — сказала она яростно. — А ну, выходи сюда драться!
— Попробуй сказать по латыни. Если он поймет, то наверняка тебя отшлепает.
Крошке это не понравилось.
— Но ты ведь ему не позволишь?
— Конечно не позволю.
— Пошли обратно.
— Я, кажется, уже давно это предлагал. — Я отвел ее обратно в наш номер. — Слушай, Крошка, ты не против, если я схожу обратно и послушаю, что скажет нам благородный римлянин?
— Против, и еще как!
— Будь же благоразумной, Крошечка! Если бы они могли причинить нам вред, Мэмми знала бы об этом, но она сама ведь сказала нам о них.
— Я пойду с тобой.
— Зачем? Я ведь расскажу тебе все, что узнаю. Вероятно, мне удастся выяснить, что происходит. Он-то что здесь делает? Неужели его держали замороженным две тысячи лет? И как давно он очнулся? Что известно ему из того, что не знаем мы? Мы очутились в нелегком положении, и я хочу собрать как можно больше информация. Ты можешь помочь, если останешься сейчас в стороне. Станет страшно, позови Мэмми.
— Вовсе мне и не страшно, — надулась она. — Ну и иди, пожалуйста, если хочешь.
— Хочу. А ты пока поешь.
Пещерного человека не было видно. Я обошел его арку. Если корабль способен долететь куда угодно за несколько секунд, может ли он миновать одно из измерений и попасть в любое время по выбору?
Легионер все еще стоял у своей двери. Он поднял на меня глаза.
— Ты разве не слышал, что я приказал тебе стоять здесь?
— Слышал, признался я, — но вряд ли мы сумеем договориться, если ты не изменишь своего поведения. Я ведь не служу у тебя рядовым…