Имитатор. Книга третья. Оправдание невиновных

Рой Олег

– Я сейчас позвоню одному хорошему человеку, – любезно улыбнулась она. – Он эксперт-криминалист. Это немного не по правилам, но нам же не обвинительное заключение готовить, нам лишь ситуацию прояснить. Сейчас у нас имеются слова Милы против слов Майи. Но ведь очень легко выяснить, есть ли у Майи какие-то чужие деньги.

– Да она их давно в свой кошелек сунула, теперь поклянется, что они ее собственные! – с нескрываемым удовольствием заявила «фея».

– Милка, ты совсем, что ли, тупая? – почти радостно вмешался оранжевый мальчик. – Если деньги твои, на них твои отпечатки будут. То есть должны быть. А если нет, значит, ты врешь. Так? – он взглянул на Арину.

– Еще проще, – улыбнулась та. – Майя, ты брала рюкзак Милы?

– Даже не прикасалась! – торжествующе заявила племяшка.

– Значит, не нужно в деньгах копаться. Если на рюкзаке Милы нет Майиных следов, обвинение в краже не просто исчезает, а плавно превращается в обвинение в клевете. Понимаете, Мирабель Леонтьевна? Девочка все выдумала, а вы принялись… разбираться.

– Но зачем ей такое выдумывать? – на скулах психологини запылали два резких, точно карандашом очерченных красных пятна.

– Каждый ребенок время от времени что-нибудь выдумывает, – Арина не отказала себе в удовольствии вернуть психологине ее же тезис. – Некоторые сказки сочиняют, а некоторые… вот такие истории. И нам важно мягко объяснить маленькому человеку, почему так делать не следует.

– Подумаешь, следователь! – оказывается, Майкину реплику услышала и фея. – Моя мама – судья, а судья главнее следователя! Она вас всех в тюрьму посадит!

Боже, ну и каша в голове у девчонки! Неужели мать-судья (в этом-то Арина ни на мгновение не усомнилась) позволяет себе дома подобные высказывания?

– Это очень спорно, – мягко ответила она. – Пока у нас два варианта развития ситуации. Вариант первый. Мила говорит что-нибудь вроде: простите, Мирабель Леонтьевна, я ошиблась, мне показалось… Ну и перед Майей извиняется.

– Не надо мне ее извинений! – буркнула Майка. Только тут Арина вдруг вспомнила, что ей всего-то семь лет. Умна, конечно, не по годам, но масштабы планирования не те.

– Тебе – нет, – она быстро, незаметно подмигнула племяшке, и та, похоже, поняла, кивнула, так же незаметно. – Второй вариант. Я звоню эксперту и мы проверяем на отпечатки рюкзак Милы.

– Да кто вам позволит так над ребенком измываться? – в дверях стояла квадратная, как бульдозер, дама в коротком норковом полушубке и норковой же шапке. Оранжевый мальчик, которого просто отшвырнуло распахнувшейся створкой, пошатнулся, но, сделав пару шагов в сторону, устоял.

– Людмила Афанасьевна… – пролепетала явно испуганная психологиня.

– С кем имею честь? – вежливо осведомилась Арина.

– Да какая тебе еще честь?! – голос у обладательницы норковой шубы был зычный, почти пронзительный. – Забирай свое отродье и молись, чтоб про вас забыли! Знаешь, кто моя дочка? Она быстро на тебя дело заведет, поедешь на Колыму комаров кормить!

– Вы бабушка Милы?

– Я-то бабушка. И нечего тут всякой швали над моей кровинкой измываться. Пойдем, Милочка, мама их всех в тюрьму посадит.

– Людмила Афанасьевна, – остановила ее Арина. Тем самым негромким, но очень убедительным «юридическим» голосом.

Та, кстати, послушалась. Отпустила внучку, воззрилась на Арину недовольно:

– Чего надо?

– От вас – ничего. Только, когда дома будете, спросите у дочери. кто именно дела, как вы выражаетесь, заводит. Ну и насчет публичной угрозы неправосудных решений тоже спросите. Думаю, дочка вам объяснит, чем это грозит – ей грозит, не вам. А тебе, Мила, придется выбрать один из вариантов. Потому что обвинение было озвучено. Причем не в частном разговоре, а публично, да еще и с привлечением официальных, так сказать, инстанций в лице Мирабель Леонтьевны. Полагаю, все ваши одноклассники в курсе уже? Значит, обвинение должно быть снято не только публично, но и доказательно. Собственно, ты можешь идти с бабушкой. Но вот рюкзак придется оставить. Мирабель Леонтьевна выступит независимым свидетелем. Отпечатки – это быстро.

Она метнула быстрый взгляд в сторону оранжевого мальчика, который уже успел под шумок отволочь «шотландский» ранец в сторонку. Грамотно, кстати, отволок, взявшись за верхнюю ручку через пуховик. Толковый мальчик.

– Да кто вам позволит с ребенка отпечатки снимать? – возмутилась дама-бульдозер.

– Мне и не нужно, – улыбнулась Арина. – Криминалист легко отпечатки хозяйки отсеет, ими же внутри все усыпано. И завтра весь класс будет ознакомлен с итогами этой экспертизы. Дабы не оставалось недомолвок.

Мила, глядя в пол, молчала.

Людмила Афанасьевна, как ни странно, тоже.

Алевшие на психологининых скулах пятна расползлись, и теперь ее щеки по цвету почти соперничали с ее костюмом. Арине подумалось, что, обрисовывая два варианта развития ситуации, надо было еще и этой… специалистке по детской психологии на извинения намекнуть. Но, может, и хорошо, что не намекнула. Если Мирабель, господи боже мой, Леонтьевна – не дура, а просто рьяная идеалистка, сама сообразит, а если – дура, то намекай не намекай, толку не будет. Скорее даже наоборот. Может и злобу затаить, а Майке в этой школе еще учиться.

С минуту белокурая фея кусала губы, потом покашляла, сглотнула, расправила плечи и тихо, но внятно произнесла:

– Я ошиблась, Мирабель Леонтьевна, мне очень жаль, – и, повернувшись к Майке, уже почти совсем не слышно буркнула. – Извини.

– Мне очень жаль, – повторила психологиня. – Извини, Майя.

– Принято, – кивнула та, и Арина опять восхитилась племяшкой: в подобной ситуации другая, к примеру, эта вот сердитая фея наверняка воспользовалась бы возможностью потоптаться на поверженном противнике. А Майка – молодец. Хотя пришлось ей сегодня несладко. Стойкий оловянный солдатик.

– Прости, Арин, – вздохнула девочка, когда они уже шли в сторону дома.

– Боже, Майка, за что?

– Ну… сама не справилась, шум подняла, кинулась тебя звать, – она с размаху пнула подвернувшуюся льдышку.

– Ты, знаешь, лишнего-то на себя не бери, угу? А если ты увидишь пожар? Сама тушить кинешься или пожарных вызовешь?

– Так то пожар… – протянула Майка, но в голосе уже появилось что-то похожее на сомнение.

– Сегодня был вполне пожар, – Арина старалась, чтобы ее собственный голос звучал максимально спокойно. – Ты изумительно справилась. Я, честно, тобой восхищалась.