Император Галерий: нацлидер и ставленник тетрарха. Книга вторая. Лавры не жухнут, если они чужие

Айдас Сабаляускас

Диоклетиан, выдержав небольшую паузу, вдруг, словно ни с того ни с сего, спросил:

– Как думаешь, сын Галерий, кто по своей интеллектуальной мощи способен сегодня быть истинным хозяином земли Римской?

– Только Господин и Бог! Только Нацлидер… эээ… Гарант!

– А кто способен стать наследником Гаранта и Нацлидера? – уточнил главный тетрарх, словно ненароком и шутя, изменив порядок слов и объединив их в одну смысловую единицу.

– Я! – не выдержал интеллектуального и физического напряжения Галерий, но вовремя спохватился. – Рано ещё нам… эээ… вам думать о наследниках. Господин и Бог – всем прочим господам и Божествам Господин и Бог! Поэтому вы и только вы! Вы,

вы, вы в сердце моём!

– И не забывай, что Гарант и Нацлидер – это одно и то же, единое и неделимое, как сам Рим! – безо всяких экивоков и дипломатии затвердил, словно отлив в граните, Диоклетиан. – Ты pro или contra?

– Я как пионер! Всегда готов! Всегда pro! Пионер – он всегда первый! – как обычно, нашёл выход из положения Галерий и уткнул свой нос в роскошные золотые лабутены главного тетрарха: паттерн.

Диоклетиан сдвинул брови, пытаясь вызвать из памяти слова великого Октавиана Августа перед его смертью (кто-то из советников совсем недавно нашептал ему на ухо цитатку): «Хорошо ли я сыграл свою роль в комедии под названием жизнь? Аплодисменты, пожалуйста!». Помирать Господин и Бог не собирался – рановато, были у него ещё дома и в державе дела, тем не менее перед тем, как продолжить, снова выдержал небольшую, но демонстративную, словно театральную, паузу.

– И последняя пара ремарок, сын мой и зять Галерий. Первое: когда дела в державе пойдут сикось-накось и появится много недовольных, затей небольшую войнушку и обязательно в ней победи. Без виктории тут никак! Проиграть не смей! От поражений – одни только беды! А повергнешь врага – дела сами собой наладятся, образумятся, придут в порядок. Большая часть недовольных станет святее прячущего ныне в катакомбах папы Римского, сама громче обычного тебя восславит. Меньшую можно со спокойной совестью отправить на кресты и на плахи. Второе: державы соседей надо уважать, они никогда не будут для Рима не разлей друзьями, но их можно делать партнёрами, даже в пух и прах дербаня. Дербанить тоже можно с почтением и милой улыбкой. Селяви! Такова наука геополитика! Не я её зачинатель, но я её способный ученик и одарённый рационализатор… эээ… реализатор!

– А кто зачинатель-основоположник? – спросил цезарь, в глазах которого вспыхнул огонь всех римских святилищ Весты чохом.

Но приём и банкет, как назло, были уже окончены, время вышло: главного тетрарха сегодня, как и вчера, ожидал разбор полётов и трофеев. Тайна истоков геополитики как науки осталась для цезаря нераскрытой тайной за семью печатями. Пока. По крайней мере на сегодня.

Диоклетиан уверенно направил свою поступь из банкетного обратно в тронный зал: перед новой важной встречей захотелось побыть одному, умом оглядывая… римские просторы и, словно Мороз-воевода из Гипербореи, – владенья свои.

Галерий же, покидая чертоги Господина и Бога, при выходе из дворца неожиданно столкнулся с приободренной и что-то себе под нос напевающей матерью.

Ромула словно смутилась, но вида, даже зардевшись, постаралась не подать.

– Ты чего тут делаешь, матушка-жрица? – машинально спросил цезарь, но в ступор не впал, стал понемногу осмысливать, домысливать и дофантазировать: мол, пришла во дворец, чтобы вместе с земным Юпитером помолиться небесному. Воображение царственной особы оказалось никудышным и подвело.

– Ты совсем забыл о своей семье, вот приходится мне брать на себя инициативу, быка за рога и исправлять твои ошибки! – будто бы сама оправдываясь таким образом, наехала на сына дакийка.

– Где я опять напортачил, матушка?

– Сестру перестал почитать, видишься с ней редко. Не радеешь, не привечаешь, забываешь! Как ты можешь добро и зло приемлить равнодушно?

– У любимой сестрицы всё устроено, она жива, здорова, сыта, богата, мухи её не кусают, крыша над её головой не капает, а у меня столько державных забот! Как всегда, полон рот.

– У неё сын подрастает, твой кровный племянник, мой любимый внучок! Он отъявленный патриот и хочет сделать стремительную военную карьеру… эээ… долго и верно служить своему отечеству! У него талант от Богов! Он прирождённый генерал и воевода! Попросил меня нужное словцо о нём кому следует замолвить. Вот я и пришла похлопотать перед Господином и Богом, чтобы не оставил его своим вниманием и пристроил к воинскому делу.

– Ты о Дазе-Дайе, матушка?! Уму непостижимо! Он что, бедный гусар?! Он же рогуль и свинопас! Какое ему ещё военное дело?!

– А ты сам-то кем прежде был, сын? Отмылся от сельской грязи и теперь зазнаёшься перед родственниками? Не стоит становиться маргиналом, родства не помнящим! И как не порадеть родному человечку? А? Родственников не выбирают, ими гордятся, их продвигают, на них опираются! Мой внучок способен водить полки… эээ… легионы! Не Боги горшки обжигают!

– О матушка! Ты гениальная женщина! В тебе ума палата! Я подумал, осознал и передумал. И то правда, почему бы и нет? Ты права, армейская карьера будет молодому парню к лицу! Беру его к себе на пропитание, воспитание и обучение! Кстати, матушка, а зачем ты сразу к августу побежать решила? Через мою-то голову. Почему прежде мне нужное словцо о Дазе не замолвила?

– Эээ… – Ромула словно растерялась и даже пуще прежнего покраснела: словно окрасился месяц багрянцем. – Эээ… Да я, собственно, думала, что непременно встречу тебя на этом крыльце, по ходу и замолвлю.

– Вот и встретила. Ни малой, ни большой нужды идти к Господину и Богу у тебя с этого момента нет.

– Есть!

– Зачем?

Ромула снова смутилась, продолжив рдеть и алеть, но ничто её в жизни не могло вышибить из седла:

– Ну, чтобы сообщить о твоём решении и получить Божественное благословение. А то злые языки могут нашептать Диоклетиану, что мы за его спиной державный заговор в легионах замышляем.

– Какая ты умница, матушка! Я как в воду глядел: точно гениальная матрона! Пусть Даза делает военную карьеру! Получай благословение у основателя тетрархии! А я рукоположу парня цезарем, когда сам стану августом… эээ… только пусть не торопится и меня в спину не подталкивает. Поспешишь – людей насмешишь! Спешить надо не торопясь, иначе кисти оторвёт по самую шею так, что и все зубы повылетают. Цезарь без зубов – не император, пусть даже потерявши голову по волосам и не плачут! Главное – выше головы не прыгать! Голова у человека – не токмо шапку носить! – цезарь внутренне порадовался своей оперативной памяти: Диоклетианов урок воспроизвёл близко к оригиналу, почти дословно.