Император и Сталин
Шрифт:
— У нас другие намерения…
— Есть логика намерений и логика обстоятельств, и логика обстоятельств всегда сильнее логики намерений, товарищ Красин! Французские революционеры — якобинцы и санкюлоты, Робеспьер и Дантон тоже не имели намерения мостить своими телами дорогу на трон Наполеону Бонапарту, однако произошло именно это, что было насквозь объективно и закономерно…
— Революция высвободит огромную энергию живого творчества масс и позволит воспитать человека нового типа, которому будут чужды насилие и культ личности… — упрямо насупившись, бубнил инженер, в душе кляня себя за очевидную слабость позиции.
— Ещё раз: базис первичен,
— А что вы предлагаете? — запальчиво воскликнул Красин. — Оставить всё, как есть?
— Вы несправедливы, товарищ Красин, — уже направляясь к столу, вдруг мягко, по-кошачьи развернулся к инженеру император. — Вы держите в руках как раз план конкретных действий. Я предлагаю не подменять теорию Маркса революционными фантазиями и вместо этого заняться главным — начать менять базис. Действительно революционной работы неподъёмно много. Нужно заменять архаичные полуголодные средневековые крестьянские общины на промышленные агрокомплексы, превращающие крестьян в рабочих, а их тощие наделы — в фабрики по совместному высокотехнологичному производству продуктов питания.
Требуется создать новые отрасли промышленности, которых у нас вообще никогда не было. Необходимо модернизировать старые и строить новые заводы. Уменьшать долю неквалифицированного труда. Внедрять технологии, требующие от рабочих инженерных навыков. Нужно постоянно поддерживать плотное взаимодействие прикладных наук и производства таким образом, чтобы сами производственные потребности, сами индустриальные требования стирали различие и выравнивали образовательный тезаурус учёных и инженеров, интеллигенции и пролетариата. И вот тогда, — император поднял вверх указательный палец, — новые производительные силы будут настойчиво подталкивать к новым производственным отношениям, требовать образования и воспитания трудящихся нового типа…
Император тяжело опустился на стул и покачал головой:
— Хотя, и это тоже не гарантия… Цепляясь за власть, ОНИ любой плюс могут превратить в минус… Если посчитают для себя выгодным — откажутся и от промышленности и от образования… Подлая каста!.. Проклятое семя!..
Красин, боясь дышать, пристроился на соседний стул. Император сидел, понурив голову, полностью погружённый в свои мысли, и инженер с удивлением обнаружил раннюю седину, словно инеем обсыпавшую аккуратную причёску монарха.
— Кто «они»? — тихо спросил Красин.
Император поднял голову и буквально обжёг собеседника сталью, только что извлечённой из горна и начинающей подёргиваться синеватой окалиной.
— Вы — счастливый человек, товарищ Красин, — совершенно глухим голосом, не вяжущимся с пронзительным взглядом, медленно произнёс он. — Вы ПОКА ещё не знаете, что это такое — деградация соратников, предающих ваши общие идеалы, разменивая их даже не на власть, а на внешние её атрибуты… Когда на ваших глазах мелкий бес тщеславия превращает их в больших предателей… И всё, что вы можете для них сделать — это уничтожить, как зараженных смертельным вирусом, пока они не уничтожили
1924. Москва. Кремль.
Авель Енукидзе, работавший в 1900 в Баку с Красиным, был другом семьи Сталина. Дети называли его «дядя Авель». Обычно прямой, как оглобля, и громоподобный, как колесница Зевса, дядя на этот раз был тих, как мышь. 5 августа 1924 года секретарь ВЦИК Енукидзе молча вошёл в кабинет «племянника» и молча положил на стол справку о расходовании средств на отдых «особо ответственных товарищей».
Из документа с грифом «Совершенно секретно. Лично» и примечанием «Без номера и без копии» следовало, что в предыдущем 1923 году на отдых и лечение главы Коминтерна и ленинградской парторганизации Григория Зиновьева было потрачено 10 990 рублей, председателя Реввоенсовета Льва Троцкого 12930 рублей.
«Червонный» нэповский рубль в 1924 году равнялся 2,2 тогдашним или примерно 33 современным долларам. Рабочие получали в среднем полсотни рублей в месяц.
«Это не полные сведения, — добавил, вздохнув, Енукидзе. — Кроме того, деньги выдаются и Рыковым (главой правительства СССР) из сумм СНК (Совета Народных Комиссаров)».
Помимо кавказских и крымских курортов, вожди регулярно отдыхали за границей, особенно в дружественной веймарской Германии и Латвии. В 1924 году Рыков получил на эти цели три тысячи (примерно 45 тысяч современных — С.В.) долларов, секретарь ЦК Вячеслав Молотов 1213 долларов, председатель Госплана Александр Цюрупа, который в фильме «Ленин в 18-м году» падал на заседании Совнаркома в голодный обморок, — 977 долларов.
В 1922 году зампред Высшего Совета народного хозяйства Ивар Смилга израсходовал во время лечения за границей около двух тысяч золотых рублей, на которые не смог предоставить подтверждающих документов. В объяснительной записке в ЦК он признал, что часть денег ушла на одежду, «а также мелкие расходы в виде ресторанов, такси, театров и так далее».
— Что будем делать? — осторожно спросил дядя Авель, испытывающе глядя на «племянника».
Сталин тяжело вздохнул и отвернулся.
Минуту посидели молча.
— Ты понимаешь, что происходит, — нарушил тишину Енукидзе, — об этом надо говорить, ставить вопрос на пленуме и в ЦК.
Сталин невидящим взглядом посмотрел на «дядю Авеля» и криво усмехнулся:
— Об этом не надо говорить, — зло выругался он по-грузински и кинул докладную в ящик стола, — за это надо карать! Только кому это делать, если даже ГПУ…
ГПУ — бывшее ЧК- зажигало в это же время со всем рабоче-крестьянским энтузиазмом и чисто русским размахом. Разгромив превратившихся в бандитов красногвардейцев, чекисты сами оказались инфицированы вирусом вседозволенности, разрешающим самые пикантные злоупотребления. «Шалости» сотрудников «карающего меча революции» достигли такого размаха, что сам Дзержинский попросил организовать отдельную тюрьму для потерявших всякие берега чекистов. Впрочем, наводить порядок в хозяйстве «Железного Феликса» пришлось уже самому Сталину.