Император Юлиан
Шрифт:
Однако епископ Георгий, ожидавший нас в главном зале резиденции, ни словом не обмолвился о церковных делах: он привез гораздо более важные новости. От волнения его лицо потемнело, а пальцы резко пощелкивали в такт словам:
– Через десять дней вас посетит божественный Август. Он сейчас возвращается из Антиохии в Константинополь и специально заедет в Макеллу, чтобы с вами повидаться.
– От испуга я онемел, а Галл не растерялся.
– Чего ему надо?
– спросил он. Епископ раздраженно ответил:
– Он ваш двоюродный брат. Ваш опекун. Ваш государь. Он желает видеть вас, вот и все. Желает посмотреть, какими вы выросли, чему научились. Особенно его интересуют ваши успехи в богословии, поэтому я останусь в Макелле
"И твоя, епископ", - помнится, подумал я про себя: мне очень хотелось, чтобы как можно больше людей разделили уготованную мне печальную участь. В том, что она именно такова, я был абсолютно уверен.
Начались тяжелые дни занятий. Целыми днями епископ гонял нас по всему Священному Писанию. К счастью, у меня отличная память и я могу с одного взгляда запомнить - хотя и не всегда понять - целую страницу текста. Между уроками мы пытались выведать, в каком расположении духа находится сейчас Констанций. Благосклонен ли он к нам? Оставят ли нас в Макелле? Но ответы епископа были неутешительными: "Божественный Август, как всегда, поступит наилучшим образом. Вам нечего страшиться, но только если он убедится, что вы преданы ему и покорны его воле". Однако мы, что и говорить, боялись всего на свете. До самого приезда императора я ни разу не сомкнул глаз.
За день до назначенного срока приезда Констанция в Макеллу прибыл императорский двор. Часть придворных находилась с Констанцием в Антиохии, однако большинство явилось прямо из столицы, из самого Священного дворца. Все первые государственные лица должны были разместиться в усадьбе, вокруг которой в поле разбили сотни палаток для тысяч писцов и чиновников, ведающих государственными делами.
Шествие началось на рассвете. Мы с Галлом устроились во внутреннем дворе и, разинув рты, подобно деревенским мальчиткам, глазели вокруг. В тот морозный день нам впервые довелось увидеть императорскую процессию и, захваченные великолепным зрелищем, мы забыли все свои страхи.
У парадного входа виллы стоял облаченный в сверкающую драгоценными камнями ризу епископ Георгий с серебряным посохом в руке. Справа и слева от него выстроился в почетном карауле гарнизон Макеллы; солдаты отдавали честь вельможам Римской империи, прибывавшим кто верхом, кто в крытых носилках. Каждого сопровождала свита из солдат, писцов, евнухов и рабов. Все царедворцы были облачены в военную форму разных родов войск: со времен Диоклетиана императорский двор сохраняет военизированный вид в знак того, что Римская империя со всех сторон окружена врагами.
Вскоре весь двор заполнился писцами и рабами, лошадьми и мулами, лишь на небольшую площадку около самого входа в виллу никого не допускали. Сойдя с коня, каждый вельможа приближался к дверям, и епископ Георгий приветствовал его, не забывая ни одного из его титулов. Большой знаток придворного церемониала, епископ знал на память, какую должность занимает каждый придворный и как его следует величать, - завидный дар, поскольку в наше время существуют сотни титулов и почетных званий, различия между которыми едва уловимы. Самую высокую ступень занимают "сиятельные" - это звание сохраняют пожизненно два консула, избираемые ежегодно, а кроме того, оно присваивается преторианским префектам и большинству сенаторов. За ними следуют вельможи, которых именуют "почтеннейшими" и, наконец, главы ведомств - "выдающиеся". Разобраться в этом не так-то просто, ибо такое важное государственное лицо, как квестор (советник императора по вопросам юстиции), именуется "выдающимся", а губернатор какой-нибудь захудалой провинции может быть "сиятельным". Еще большую путаницу вносит титул комита. В старину его носили все чиновники и высшие офицеры, которые входили в свиту императора. Константин,
Первым прибыл комит государственного казначейства. Главная его обязанность - следить, чтобы все провинции выплачивали свои подати точно в срок, к первому марта каждого года. Кроме того, в его ведение входит надзор за государственной соляной монополией и провинциальными банками, государственными мануфактурами, рудниками и, разумеется, чеканкой монеты. Как правило, он не может похвалиться популярностью, но умирает богачом. Вслед за ним к епископу приблизился комит - хранитель личной императорской казны, ведающий личной собственностью императорской фамилии. Его сопровождали двадцать рабов, которые несли на плечах окованные железом сундуки из черного дерева, наполненные золотом и серебром, без которых императору не положено отправляться в путь. Поскольку хранитель личной казны головой отвечает за каждую монету, он постоянно чем-то встревожен и обеспокоен и все время пересчитывает свои сундуки. Затем появился комит Востока - правитель Сирии и Месопотамии. Затем гофмаршал - очень важная персона в государстве. Он начальник над всеми государственными дорогами и почтой, тайной полицией и охраной дворца; еще он устраивает императорские аудиенции. Ему епископ Георгий отвесил особо низкий поклон.
Шесть лет мы с Галлом прожили, не видя никого, кроме нашей охраны и епископа Георгия, и вдруг перед нами предстала вся мощь империи! Нас ослепили блестящие доспехи и роскошное шитье плащей, оглушил гомон тысяч чиновников и писцов, которые суетились во дворе, требуя свои вещи и попутно переругиваясь между собой, настаивая на особых привилегиях. Именно эти шумные писцы, чьи пальцы были выпачканы чернилами, а в глазах светились гордость и ум, были настоящими правителями Рима, и они это отлично понимали.
Последним прибыл тот, кто ими всеми командовал, - хранитель священной опочивальни евнух Евсевий. Он был так тучен, что два раба с трудом вынули его из украшенных позолотой и слоновой костью носилок. Был он высок ростом и очень бледен, под туникой из муарового шелка в такт шагам колыхались складки жира. Из всех придворных лишь он один был одет в гражданское платье и, по правде сказать, походил в нем на пожилую модницу: губы искусно накрашены, длинные локоны уложены в прическу и лоснятся от жира. Его расшитый золотом плащ ослепительно сверкал на солнце.
Евсевий зорко огляделся вокруг, и я вдруг понял: он ищет Галла и меня. Нас наполовину скрывала куча вьюков, и мы попытались за ней спрятаться, но не успели. Хотя Евсевий никогда нас не видел, он сразу же определил, кто мы, и грациозным движением пальца поманил нас к себе. Мы двинулись к нему медленно, едва переступая ногами, - так идут к хозяину рабы, ожидающие порки. Мы не знали, как его приветствовать, и я попытался отдать ему честь на военный манер, Галл последовал моему примеру. Евсевий слегка разжал губы, изображая улыбку; на пухлых щеках заиграли детские ямочки, а зубы оказались мелкие и гнилые. Затем он наклонил голову, отчего жирная шея собралась в складки, а один длинный сальный локон упал на лоб.