Император. Кипение
Шрифт:
Днем мне полагалось заниматься с жившими в доме детьми. Я плохо разбиралась в порядках и правилах, установленных в борделях, оттого их наличие вызывало определенные вопросы, задавать которые все равно не стала, да и не кому. Хозяйка посмотрела на меня всего один раз по приезду, поговорила о чем-то с Лордом Алистером, пока я осматривала чулан и больше на глаза не попадалась. Ко мне приставили одну из сотрудниц, девушку по имени Лилия, она-то и провела экскурсию и рассказала о режиме работы и что от меня требуется. Само по себе заведение открывалось только ближе к ночи, в утреннее время засидевшиеся гости поспешно покидали его, стараясь не попадаться друг другу на глаза, а весь день девушки были посвящены сами себе. Чаще всего все свободное время они тратили на поддержание физической формы и внешней
Весь первый день я потратила на подавление собственных чувств и волнение за собаку, оставшуюся во дворце, и само собой, принца Рейнхарда, ведь он не написал мне, что с ним теперь будет. Пришлось снова в срочном порядке брать себя в руки и подстраиваться под изменение ситуации, что далось не так легко, как хотелось бы. А тут еще эта боль по всему телу из-за неудобного подобия кровати. Попросить нормальную я боялась, да и лучше лишний раз никому на глаза не попадаться, мало ли, что кому придет в голову. Забравшись в чулан после открытия заведения, к своему удивлению, оценила, что звукоизоляция здания отличная. Предвкушая слушать всю ночь разнообразные стоны, скрип и другие звуки, ожидаемые в подобном месте, я не слышала ничего, кроме шагов хозяйки, проходившей время от времени возле двери чулана.
Только на второй день проживания в борделе, после полудня, поймала Лилию и спросила, а где же те самые дети, с которыми мне предстоит заниматься и сидеть до открытия дверей барделя. Улыбнувшись, девушка указала путь до самой угловой комнаты на втором этаже и распахнула перед мной дверь. Войдя внутрь, я замерла на месте при виде четырех двухэтажных кроватей вдоль стен, некоторые аккуратно заправлены, но есть и те, где подушка с одеялом валяются скомканные в углу. Посреди комнаты большой круглый стол с разными стульями и табуретами вокруг, ящик с игрушками в углу и шкаф для одежды. Все необходимое для проживания детей есть, но в каком виде была вся эта мебель и вещи, не описать словами. Все старое, выцветшее, потертое, облезлое, но детям все равно. Они носились вокруг стола, играя в догонялки, один мальчик пытался рисовать при стоящем сумасшествии, а самый младший на вид пытался завязать шнурки на ботинках, сидя на кровати в дальнем углу.
Всего мне в ученики досталось пять детей, меньше, чем кроватей, но вопросов я опять же не задавала. Три мальчика и две девочки, самой старшей на первый взгляд исполнилось двенадцать, а младшему не было и шести. Среди них не оказалось ни одного со светлыми волосами, в основном присутствовал русые или черные и карий цвет глаз. Тяжело вздохнув, мне пришлось вспоминать все то, чем занималась в той, другой жизни, и я на самом деле поняла, как размякла и обленилась за три месяца в императорском дворце. Там даже ходить никуда не надо было, кроме внутреннего двора, целыми днями читала книги и играла с собакой, наслаждаясь перепиской с Рейнхардом и с трепетом ожидая его сообщений. Да, руки еще помнят, как рисовать, хоть это мастерство не потерялось. А вот как объяснить детям тему урока, поддерживать их дисциплину, да и просто заставить молча слушать и сидеть за столом – казалось, утеряно безвозвратно. Сперва необходимо познакомиться с учениками, чем я и пыталась заняться первые тридцать минут после прихода к ним. Полностью меня игнорируя, мальчик и девочка лет семи-восьми с русыми короткими волосами продолжали носиться вокруг стола, снося все на своем пути. Самая старшая, девочка двенадцати лет с длинными каштановыми волосами, собранными в косу всячески пыталась их успокоить, но и у нее ничего не получалось.
Завязав шнурки, младший ребенок подошел к столу, увернулся от чуть не сбившей его бегуньи и устроился на маленькой табуретке, оперевшись руками о сиденье, после чего уставился на меня. Последний мальчик, с черными волосами, так и не оторвался от рисунка, у него что-то не получалось, и он усердно тер лист бумаги ластиком, исправляя неровные линии. Наблюдая за ним, я присела на стул напротив, взяла себе чистую бумагу, карандаш и тоже принялась рисовать.
Руки сами создавали набросок знакомыми и привычными движениями. Свою собаку изображала много и часто, особенно в последние дни, оттого ее образ возник из ниоткуда и сразу стал преобразовываться в картинку. Бегавшая парочка
– А нам не разрешают завести собаку, Мадам Элла говорит, что от нее все будет в шерсти, а это снижает репутацию, – проговорила младшая девочка, смешно приоткрыв рот и любуясь еще даже не законченным наброском животного. Усмехнувшись, качаю головой, еще бы им здесь собаку разрешили завести, в борделе-то.
– Мадам Элла совершенно права, тем более, что собакам нужен простор и много места, они любят бегать, играть, резвиться, а сидеть в замкнутом пространстве для них настоящая каторга, – поддержала я позицию владелицы борделя, не отрываясь от дела. Судя по выражению на лице собеседницы, она понятия не имела, что такое репутация, а мое объяснение пришлось ей по душе.
– А это ваша собака? – поинтересовался мальчик, что бегал с ней наперегонки, а сейчас чуть ли не висел на плечах, предотвращая вероятный побег пойманной подруги. Покачав головой, я отстранилась от рисунка и сделала вид, словно изучаю его с расстояния.
– Да, была моей, но раз я теперь живу здесь, то ее сюда нельзя. Пришлось оставить там, где ей будет хорошо и просторно, – по крайней мере я на это надеялась. Ведь если Рейнхард должен будет покинуть дворец, кто будет заботиться о Волчице? Очень надеясь, что ее хотя бы не убьют за неимением хозяина, пытаюсь отогнать неприятные мысли о вариантах гибели любимого животного, в том числе и от голода.
– А почему вы теперь живете здесь, а не там, где собака? – с подозрением спросила старшая девушка, а по выражению на ее лице я поняла, что она прекрасно знает, чем в этом заведении женщины зарабатывают на жизнь. Этим, казалось бы, безобидным вопросом, она пыталась понять, откуда и для чего я здесь взялась.
– Меня позвали давать вам уроки. Для этого я здесь, – когда я это сказала, мы с ней обе поняли, что это на самом деле не так, но переглянулись и промолчали. Подняв взгляд от листа бумаги, мальчик с черными волосами посмотрел на мой рисунок, перевернул и подвинул на середину стола свой. У него оказалась нарисована прекрасная кошка, я в жизни не видела, таких рисунков у детей его возраста. Да, еще есть небольшие недочеты и можно исправить кривые линии, не вписывающиеся в общую картину, но даже на этой стадии рисунок мальчика превосходил мои каракули, они не шли ни в какое сравнение. Талантливый ребенок оказался в этой дыре, за него стало вдвойне обидно, ведь никто не оценит его, если узнает, откуда он родом и чей сын.
– У нас победитель, – взмахнув рукой, объявила я, а он смущенно пожал плечами и вернул себе листок. Этим жестом, он словно показывал, что его ничему учить не нужно, для себя он и так умеет все, что должен уметь, – Вы умеете читать, писать? Кто нибудь? Ходите в школу? – надо было прощупать детей и понять, с чего конкретно начать занятия с ними, но все сразу принялись отрицательно мотать головой. Действительно, что это я. Кто пустит детей сотрудниц борделя в учебное заведение в столице? – Никто? Ну тогда у нас очень много работы, сделаем из вас грамотных людей, – правда, я не была уверена, что у меня получится, но смотря на то, как загорелись глаза обоих девочек, решила во что бы то ни стало завершить их обучение.
Для начала мне пришлось составить список необходимых принадлежностей: тетрадей, ручек, хотя бы один букварь на всех. С вопросом приобретения позже обращусь к кому-нибудь, а пока подвинула к себе еще один чистый лист и взялась за объяснения самых основ, сразу оценивая возможности всех собравшихся детей. Мы прошлись по их знанию времен года, месяцев, дней недели, выяснили, что все же до десяти, а кто-то и больше, считать они умеют. Обсудили познания животного мира, природы, цветов, геометрических фигур и прочих элементарных вещей. Единственный, кто за весь день не сказал ни слова – черноволосый мальчик с карандашом в руках. Он принципиально игнорировал меня, вопросы и других детей, пытавшихся вывести его на диалог. Дав себе слово, что обязательно зацеплю и его, провела ревизию игрушек, вещей и имевшихся канцелярских принадлежностей.