Император. Книга третья. Суворов
Шрифт:
– Ну, что вы, Александр Иванович, ерунду городите. Вы меня прекрасно понимаете. Он, у меня, как у собаки пятая нога. Я все время боюсь, что его ранят или, не дай Господь, убьют. У меня разве нет других забот, как только с Великим князем нянчиться?
– Конечно же, я вас понимаю, Александр Васильевич, – был вынужден согласиться Чернов. – Но император непреклонен: Константин Павлович должен оставаться при армии. Да и потом. – Чернов понизил голос. – Вывести его в Россию нет никакой возможности. Директорией подписан тайный указ: за Константина обещана большая
– Даже думать страшно, – махнул рукой Суворов. – Они могут потребовать любые условия. Да хотя бы – вернуть им Италию. Вот так, просто – без единого сражения.
– И что самое страшное – император пойдёт на сделку ради сына. Вот поэтому я не могу его вывести в Россию. У меня никакой охраны. Даже если я попрошу у вас эскадрон казаков в сопровождение – нет гарантии, что мы доберёмся до Баварии.
– Но, если мы завязнем в Швейцарии, и его возьмут в плен? – предположил Суворов.
– Вот, для этого к вам послали Доброва, – указал на меня Чернов, и сердце моё заледенело в недобром предчувствии. – Ему дано тайное поручение: сделать все, чтобы Великий князь, Константин не попал в руки французов живым.
Суворов подошёл ко мне вплотную, посмотрел прямо в глаза, отошёл, недовольно встряхнув головой.
– А сможет ли он? Рука у него поднимется?
– Сможет, – уверенно ответил за меня Чернов.
– Неужели такое распоряжение дал император?
– Нет.
– Ага. Значит – Аракчеев, – сделал вывод Суворов.
– Но позвольте! – возмутился я. Обо мне тут говорят, как о деревянной кукле. Меня никто не спрашивает, что я думаю обо всем этом. Мной распоряжаются, как слепым орудием. Меня вовсе не радовала перспектива: стать убийцей.
– Молчите! – предупредил меня Чернов. – Помните пословицу: язык мой – враг мой! Вам дан приказ – извольте исполнять.
Граф Чернов велел подать свою коляску. Лошадей уже сменили на свежих.
– Даже чаю не попьёте? – удивился Суворов.
– Простите, Александр Васильевич. Вынужден отбыть по срочным делам в Рим.
– Прощайте, – махнул вслед ему рукой фельдмаршал. Когда дверь закрылась, подошёл ко мне. – Мы, с тобой, Семён, остались в дураках. Меня хотят в горы загнать, к чёрту на рога, а тебе дело поручили невыполнимое.
– Александр Васильевич, но посудите сами, как я мог поднять руку на Великого князя? – Возмущению моему не было предела.
– Тихо! – прижал он сухой перст к потрескавшимся, бесцветным губам. – Кому легче, вам, или мне? Вы Великого князя должны убить, а я – опозорить Россию, погубить армию. Но, нет, Семён, ни черта у них не выйдет. Чую, недолго мне осталось по земле ходить. Стар я. И смерть устала за мной гоняться. Но я не уйду из этого мира опозоренным. И вы не смейте думать об убийстве. Лучше займитесь делом. Какая у вас военная профессия?
– Артиллерист.
– Чудесно! И помните, в моей армии каждый солдат, каждый унтер, каждый офицер думает только о победе. Мы –
* * *
Где-то надо было остановиться на ночлег. Мне удалось найти в этом маленьком городке квартиру. Вернее, нашёл её мой ординарец. Ко мне Милорадович приставил расторопного солдата. Невысокий, коренастый, ходил аршинными шагами. Всегда чисто выбрит, усы расчёсаны. Мундир идеально чист и отглажен. С моими вещами он не церемонился:
– Ну и барахла у вас, ваше благородие! Мешок, сундук, да ещё коробка с пистолетами. На кой все это вам? Наши офицеры в начале похода тоже барахла с собой навезли. Есть такие, которые даже гончих собак прихватили. А теперь все бросили. Война – работа серьёзная. Вон, один офицер молодую жену с собой взял. Его убили недавно, а барышня теперь страдает.
– А что с собаками стало? – поинтересовался я.
– Так, подохли. Тут самим жрать нечего, а он – собак. Голодали, падали наелись, да передохли.
– А ты сам откуда?
– Сам сусам, воронежский таракан.
– Это как, таракан?
– Фамилия у меня такая – Таракан. Рядовой Григорий Таракан. Вот, вы сразу смеётесь, ваше благородие.
– Прости, Григорий.
– Эй! – забарабанил он в дверь аккуратного каменного домика. Выглянула старая женщина в накрахмаленном чепце. – По-русски шпрехаешь? Мне офицера надо разместить на постой.
– Най, най, – запротестовала она.
– Да брось, ты, баба, – с ноги распахнул дверь. – Деньгами платим, не за дарма. – Отстранил хозяйку плечом. – Проходи, ваше благородие.
– Удобно ли. Фрау против, – нерешительно сказал я.
– Они все тут боятся. До нас принц Рохан был со своей армией, так обобрал их до нитки. Австрийцы все подчистую из домов выносили, вплоть до нижнего белья. А эта фрау ещё скрывает раненого французского офицера. Думает, мы не знаем. Проходите.
В чистой горенке с низким потолком находились две железные кровати, огромный резной шкаф и грубый стол. Окошко одно, узенькое, занавешено кружевной шторкой. На одной из кроватей лежал человек с перебинтованным плечом. Он приподнялся, сел, спустив босые ноги на деревянный пол.
– Добрый день, – сказал он на французском. – Вы пришли за мной? Мне собираться?
– Нет, месье, – ответил я. – Лежите. Если вы не против, я составлю вам компанию.
– О, это превосходно! – попытался рассмеяться он, схватился здоровой рукой за раненое плечо и болезненно поморщился.
– Здоровьице вам, мусью, – поприветствовал его рядовой Таракан. – Это ж я его сюда приволок. Он – офицер высокого чину. Тут недалеко бой был. Я его в плечо штыком пырнул, шпагу отобрал. Мне за него рубль серебряный дали в награду.