Император
Шрифт:
«Мал»! — меня словно огрели обухом по голове. На подгибающихся ногах, подошел к группе воинов, которые стаскивали труп огромного льва с моего сына. Глаза Мала были закрыты, а лицо окровавлено, но я успел заметить, что он шевелится. Льва стащили, и я бросился к сыну, щупая пульс: сердцебиение было ровное, слегка учащенное. Видимых повреждений на сыне тоже не заметил. В этот момент Мал открыл глаза и его зрачки расширились при виде меня:
— Отец, что случилось?
— Ничего, где ты ранен? — Мал недоуменно посмотрел на меня, отрицательно мотнув головой:
— Ничего не болит, только немного голова.
— Макс, —
— Подожди, Уил, раньше времени казнить себя. — Протянув руку, поставил сына на ноги. Ни каких видимых повреждений, если не считать царапины на правой щеке и небольшой гематомы под глазом, на теле Мала не было. Лев, пронзенный катаной моего сына, придавил его, вызвав потерю сознания. За пару минут Мал уже оклемался, стер с лица кровь льва и подошел к поверженному хищнику. Катана вошла в грудь животному ближе к левой половине по самую рукоять. Рывком Мал вырвал катану из тела льва, вытирая кровь с лезвия.
Только сейчас я мог внимательно рассмотреть поверженного хищника, чьи размеры впечатляли. Это был очень крупный лев, виденные мной раньше, казались чуть ли не вдвое меньше. Неудивительно, что такая масса, вышибла из крепкого Мала дух, отправив его в глубокий нокаут. Пулевое отверстие нашлось сразу: выстрел Лайтфута раздробил правую лопатку зверю. Удивительно, что с такой раной он смог пробежать около десяти метров и прыгнуть. А может и не прыгнул, а просто тупо навалился, в горячке охоты и не такое покажется.
Я посмотрел на американца, румянец постепенно возвращался на его бледное лицо. А ведь не попросись он на охоту, неизвестно, как бы сложилась судьба охотников, позабывших об осторожности. Одно дело, когда они видят льва перед собой, и совершенно другая картина при атаке хищника со спины. Думаю, что одной или двумя жертвами бы не обошлось, прежде чем успели бы убить льва.
— Уил, прими мою благодарность, что своим выстрелом спас наших охотников и моего сына. Не будь тебя, эти сопляки, — я специально выделил слово сопляки, — даже не заметили бы льва, атакующего со спины. Охота на этом для вас закончена, — обратился к горе-охотникам, — снимите шкуру со льва и возвращайтесь в лагерь. А охоту оставьте тем, кто имеет глаза на затылке и не забывает об осторожности.
Никто, даже Мал, не посмел посмотреть мне в глаза: подавленные охотники сгрудились возле поверженного хищника, приступая к работе.
— Бер, возьми с собой Санчо и десяток опытных воинов, сходите на охоту, остальные в лагерь, — приказал воинам, прибежавшим за мной следом. Появление льва и выстрел спугнули стадо антилоп, теперь они паслись в полукилометре от нас. Санчо и Бер, сопровождаемые воинами, исчезли в высокой траве, начинавшейся в сотне метров. Мал ожесточенно орудовал ножом, снимая шкуру со льва. Рядом с ним образовалась пустота. Остальные воины, предпочли заниматься львом на максимальном отдалении от моего разъяренного сына.
— Мал, подойди ко мне, — положив руку на плечо сыну, отвел его немного в сторону:
— Ты молодец, что не растерялся и бросился на защиту Уила. Но ты глупец и неосторожный мальчишка, если не заметил, как со спины вас преследует хищник. Ты не всегда сможешь победить, каким бы сильным не был. Запомни, Мал, лучшая победа, эта та, что удалась бескровно, та, которую удалось предотвратить. Ты понял меня?
— Да, Макс Са, — хмуро ответил мне Мал, и внезапно спросил:
— Ты больше не доверишь мне командовать?
— Доверю, Мал, — я привлек сына к себе, — мое желание, чтобы мои сыновья были самыми умными и сильными, лучше всех других на этом свете. И если я тебя ругаю, то только потому, что ожидаю от тебя большего, лучшего результата. А теперь, заканчивайте со львом, и возвращайтесь в лагерь. И поставь двоих воинов, чтобы вас охраняли, пока вы снимаете шкуру: львы живут группами, а в высокой траве они смогут подобраться незаметно.
Повеселевший Мал отдал приказание, выставляя двух часовых. С остальными воинами мы вернулись в лагерь, куда через полчаса вернулся Мал со шкурой льва. Шкура была великолепна, переданная воинам, она была сразу замочена в воде и один из них начал скоблить ее, очищая от жил и кусочков мяса. Бер и Санчо вернулись с богатой добычей: Санчо нес на плечах крупную антилопу с извитыми рогами, остальные воины притащили еще четыре антилопы с прямыми острыми рогами.
Четыре дня пролетели быстро: все это время мы ее дважды ходили на охоту, но хищников больше не видели. Оба раза охота была крайне удачной: удалось пополнить запас свежего мяса, наполнив еще две бочки с рассолом. Солонина по факту оказывалась вкуснее сушеного мяса, да время на приготовление требовалось куда меньше.
Сегодня был уже третий день плавания с момента последней стоянки. Сорок два дня назад, «Катти Сарк» покинула Максель: по моим подсчетам, мы прошли примерно четверть предполагаемого пути. После того как сверился по атласу с координатами, что определил Тиландер, у меня получалось, что примерно через тысячу с лишним километров, мы дойдем Нила, где раньше располагался Ондон.
Когда я производил эвакуацию Амонахес, около четырех десятков семей, попросили разрешения остаться. Напрасно их пугали неизбежной местью диких племен, часть Амонахес решила не покидать развалин своего городища. Это было их право, но я часто вспоминал этих оставшихся. Оставшиеся были даже в Плаже: почти треть племени бывших Выдр, тоже изъявила желание остаться, мотивируя это тем, что места рыбные, а Великий Русский Ров неприступен. После неудавшегося покушения на Нел, воином из племени Выдр, мое доверие к ним пошатнулось, и я не возражал против их просьбы. Про них я практически не вспоминал, давно для себя решив, что они стали жертвами орд кроманьонцев.
До остатков Ондона, мы планировали добраться через пять-шесть дней, но ветер, как назло, стих. Только через десять дней пути, пара матросов из Амонахес, узнала западные окрестности земель Ондона. Вначале я решил, что они ошиблись: на месте предполагаемого города, нескончаемой широкой равниной, в море вливался Нил, или Ямбе на языке Амонахес. Никаких следов от Ондона не осталось: дельта Нила изменилась, поглотив все земли, на которых располагался город и бескрайние поля пшеницы.
— Ты был прав, Макс, не вывези их тогда, они бы все погибли, — я вздрогнул от голоса Тиландера, подошедшего бесшумно, словно индеец на охоте.