Император
Шрифт:
Воины Бера с радостью встретили предложение небольшого отдыха, доставая из небольших заплечных рюкзаков сушеное мясо и воду. Паб, уже освоивший пару десятков слов, пытался найти общий язык с воинами, деля с ними трапезу. Из троих Урха, что плыли с нами, он казался мне наиболее разумным. Живой блеск его глаз при виде нашего оружия и всего нового, что он видел, выдавал незаурядный для дикаря ум. На вид ему около пятидесяти, но волосы еще черные, а лицо почти без морщин. Хорошо развитая мускулатура без лишнего веса свидетельствовала, что передо мной воин, привыкший
Прошло более часа, а ни Тиландера, ни его воинов все еще не видно. Они не дошли до конца каменной гряды по северной стороне: мы бы их увидели в любом случае. За американца я не переживал, это был опытный воин, к тому же крайне осторожный, чтобы попасться в западню. Вероятно, что-то помешало ему подойти, а может, он просто пришел и ушел раньше нас обратно к побережью. Мы договаривались встретиться у моря после обследования горной гряды.
— Уходим обратно, — воины спешно вскочили, услышав мои слова. — Бер со своим отрядом идет впереди, мы следом.
Обратный путь всегда короче, так было всегда, даже в детстве я замечал это. Когда мы подходили к площадке, впереди послышался шум. Я различил слова Бера, обращенные к воинам:
— Не дайте ей уйти!
Выйдя из-за нагромождения гигантских плит, увидел, что вчерашняя дикарка снова попала в плен. Только в этот раз уже не вырывалась и не кричала. Ее даже не связали, она стояла в кругу воинов, с любопытством разглядывавших девушку. Воины посторонились, пропуская меня внутрь круга.
— Она сидела здесь и даже не пыталась убежать, — Бер протянул мне небольшую отлично выделанную шкуру лисы, — держала это в руках.
— Верни ей шкуру, и пусть уходит, Русы не воюют с женщинами.
Получив шкуру, дикарка недоуменно посмотрела на меня и на Бера. Теперь, при свете дня мог рассмотреть ее внимательно: девушка действительно была красива. Большие карие глаза смотрели удивленно и с небольшой обидой. Длинные густые волосы, перехваченные в нескольких местах кожаной полоской, доходили до середины бедра. На девушке была набедренная повязка, а грудь и спину покрывала другая шкура с отверстием для головы по типу мексиканского пончо.
Воины расступились, давая дикарке уйти, но она не шелохнулась.
— Уходи, иди домой, — повторил я вчерашнюю фразу и чуть не упал, услышав в ответ, как она идеально повторила мои слова:
— Уходи, иди домой. — Бер даже разинул рот от удивления, услышав так четко произнесенную фразу.
— Макш, Ха (она хочет быть твоей женщиной), — вклинился в разговор Санчо, плотоядно разглядывая дикарку.
— Санчо, заткнись, — отмахнулся я от него и повторил уже суровым голосом:
— Иди домой!
Девушка вздрогнула и шагнула в мою сторону. Бер выскочил вперед, заслоняя меня от моего визави, но дикарка мягко пропела:
— Лиа мава те, — эту фразу я уже слышал, ее она говорила ночью, когда я отпустил ее.
— Пропусти ее, — Бер посторонился, и девушка остановилась
— Лиа мава те, — снова повторила она и, протянув руку, коснулась моей груди. Осмелев, девушка взяла мою руку и коснулась ею своей груди скрытой под шкурой.
— Мава те.
Я беспомощно оглянулся, ища поддержки у своих людей. Сомнений не оставалось, девушка предлагала себя в спутницы, даже я это понял. Но мне почти пятьдесят лет, а ей едва ли восемнадцать. Все отводили глаза, едва сдерживая смех. Только Санчо улыбался, сияя словно начищенный медяк.
— Макш, Ха (она твоя).
— Бер, это ты ее привел вчера, кто тебя просил, — прорычал я на сына, едва сдерживающего смех. Это стало последней каплей, вначале Бер, а за ним и все остальные начали смеяться, нет не просто смеяться, а хохотать, складываясь пополам. Дикарка вначале испугалась, а затем залилась переливчатым смехом, обнажив великолепные ровные зубы. Заметив, что моя рука по-прежнему на ее груди, я поспешно отдернул ее, вызвав новый приступ смеха у своих людей. На минуту я начал закипать от гнева, но, посмотрев в бездонные карие глаза, неожиданно для себя рассмеялся.
— Хочешь быть моей? — уловив суть вопроса по интонации, девушка кивнула и снова коснулась моей груди. «Да что с тобой делать, откуда ты такая упертая взялась?», — мелькнуло в голове, и прежде, чем на вопрос ехидно ответил мой внутренний голос, сказал вслух:
— Хорошо, потом не жалуйся, — воины встретили мои слова оглушительными криками, потрясая оружием.
Дикарка испуганно сжалась, но увидев радостные лица, скопировала часть моей фразы:
— Хорошо, потом, — на большее ее не хватило, но и так, ее умение схватывать фразы меня поразило.
— Иди рядом со мной, — показал ей жестами, чтобы держалась возле меня.
Возле лодок Тиландера не обнаружилось, он появился минут двадцать спустя с чёрными руками и лицом в угольной пыли. Оказалось, что северная сторона кряжа давала боковое ответвление на восток постепенно теряя высоту. Примерно на середине боковой ветви Тиландер нашел кусок угля у небольшого лаза у самой земли. Ничком протиснувшись в отверстие, наткнулся на уголь под монолитным слоем скалы.
— Его оттуда не достать, если только не разнести эту скалу к чертовой матери, — сокрушенно опустил руки американец. Его взгляд упал на дикарку, прятавшуюся за моей спиной: — А это кто? Макс, стоит тебя оставить одного, как ты сразу женщину находишь. Прямо Ромео, — улыбнулся Тиландер, сверкнув зубами на чумазом лице.
— Ромео? — дикарка дотронулась до моей груди.
— Ну да, Ромео, а ты у нас Джульетта каменного века, — парировал я ее слова и сделал замечание американцу:
— Ромео и Джульетта — это из другой оперы, дорогой Герман, здесь скорее подходит определение султан и гарем. И чему вас только учат в ваших школах? Так, говоришь, что уголь так просто не достать из-под чертовой скалы?
— Практически это нереально, скала накрывает все месторождение и тянется далеко. И нашими топорами, и кирками ее не разбить.