Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты
Шрифт:
Потемкин. Ты, братец, мой адъютант такой-то?
Адъютант. Точно так, ваша светлость.
Потемкин. Правда ли, что ты святцы знаешь наизусть?
Адъютант. Точно так.
Потемкин (смотря в святцы). Какого же святого празднуют 18 мая?
Адъютант. Мученика Федота, ваша светлость.
Потемкин. Так. А 29 сентября?
Адъютант. Преподобного Кириака.
Потемкин.
Адъютант. Мученицы Агафьи.
Потемкин (закрывая святцы). Ну, поезжай же себе домой.
Суворов соблюдал посты. Потемкин однажды сказал ему смеясь: «Видно, граф, хотите вы въехать в рай верхом на осетре». Эта шутка, разумеется, принята была с восторгом придворными светлейшего. Несколько дней после один из самых низких угодников Потемкина, прозванный им Сенькой-бандуристом, вздумал повторить самому Суворову: «Правда ли, ваше сиятельство, что вы хотите въехать в рай на осетре?» Суворов обратился к забавнику и сказал ему холодно: «Знайте, что Суворов иногда делает вопросы, а никогда не отвечает».
Молодой Ш. как-то напроказил. Князь Б. собирался пожаловаться на него самой государыне. Родня перепугалась. Кинулись к князю Потемкину, прося его заступиться за молодого человека. Потемкин велел Ш. быть на другой день у него и прибавил: «Да сказать ему, чтоб он со мною был посмелее». Ш. явился в назначенное время. Потемкин вышел из кабинета в обыкновенном своем наряде, не сказал никому ни слова и сел играть в карты. В это время приезжает князь Б. Потемкин принимает его как нельзя хуже и продолжает играть. Вдруг он подзывает к себе Ш.
– Скажи, брат, – говорит Потемкин, показывая ему свои карты, – как мне тут сыграть?
– Да мне какое дело, ваша светлость, – отвечает ему Ш., – играйте, как умеете.
– Ах, мой батюшка, – возразил Потемкин, – и слова тебе нельзя сказать; уж и рассердился.
Услышав такой разговор, князь Б. раздумал жаловаться.
На Потемкина часто находила хандра. Он по целым суткам сидел один, никого к себе не пуская, в совершенном бездействии. Однажды, когда был он в таком состоянии, накопилось множество бумаг, требовавших немедленного разрешения; но никто не смел к нему войти с докладом. Молодой чиновник по имени Петушков, подслушав толки, вызвался представить нужные бумаги князю для подписи. Ему поручили их с охотою и с нетерпением ожидали, что из этого будет. Петушков с бумагами вошел прямо в кабинет. Потемкин сидел в халате, босой, нечесаный, грызя ногти в задумчивости. Петушков смело объяснил ему, в чем дело, и положил перед ним бумаги. Потемкин молча взял перо и подписал их одну за другою. Петушков поклонился и вышел в переднюю с торжествующим лицом: «Подписал!..» Все к нему кинулись, глядят: все бумаги в самом деле подписаны. Петушкова поздравляют: «Молодец! нечего сказать». Но кто-то всматривается в подпись – и что же? На всех бумагах вместо: князь Потемкин – подписано: Петушков, Петушков, Петушков…
(А. Пушкин)
Когда Потемкин сделался после Орлова любимцем императрицы Екатерины, сельский дьячок, у которого он учился в детстве читать и писать, наслышавшись в своей деревенской глуши, что бывший ученик его попал в знатные люди, решился отправиться в столицу и искать его покровительства и помощи.
Приехав в Петербург, старик явился во дворец, где жил Потемкин, назвал себя и был тотчас же введен в кабинет князя.
Дьячок хотел было броситься в ноги светлейшему, но Потемкин удержал его, посадил в кресло и ласково спросил:
– Зачем ты прибыл сюда, старина?
– Да вот, ваша светлость, – отвечал дьячок, – пятьдесят лет Господу Богу служил, а теперь выгнали за неспособностью: говорят, дряхл, глух и глуп стал. Приходится на старости лет побираться мирским подаяньем, а я бы еще послужил матушке-царице – не поможешь ли мне чем-нибудь?
– Ладно, – сказал Потемкин, – я похлопочу. Только в какую же должность тебя определить? Разве в соборные дьячки?
– Э, нет, ваша светлость, – возразил дьячок, – ты теперь на мой голос не надейся; нынче я петь-то уж того – ау! да и видеть, надо признаться, стал плохо; печатное слово едва разбирать могу. А все же не хотелось бы даром хлеб есть.
– Так куда же тебя приткнуть?
– А уж не знаю. Сам придумай.
– Трудную, брат, ты мне задал задачу, – сказал, улыбаясь, Потемкин. – Приходи ко мне завтра, а я между тем подумаю.
На другой день утром, проснувшись, светлейший вспомнил о своем старом учителе и, узнав, что он давно дожидается, велел его позвать.
– Ну, старина, – сказал ему Потемкин, – нашел для тебя отличную должность.
– Вот спасибо, ваша светлость; дай тебе Бог здоровья.
– Знаешь Исакиевскую площадь?
– Как не знать; и вчера и сегодня через нее к тебе тащился.
– Видел Фальконетов монумент императора Петра Великого?
– Еще бы!
– Ну, так сходи же теперь, посмотри, благополучно ли он стоит на месте, и тотчас мне донеси.
Дьячок в точности исполнил приказание.
– Ну что? – спросил Потемкин, когда он возвратился.
– Стоит, ваша светлость.
– Крепко?
– Куда как крепко, ваша светлость.
– Ну и хорошо. А ты за этим каждое утро наблюдай, да аккуратно мне доноси. Жалованье же тебе будет производиться из моих доходов. Теперь можешь идти домой.
Дьячок до самой смерти исполнял эту обязанность и умер, благословляя Потемкина.
(«Исторические рассказы…»)
– Потемкин очень меня (Н. К. Загряжскую) любил; не знаю, чего бы он для меня не сделал. У Машеньки была клавесинная учительница. Раз она мне говорит:
– Мадам, не могу оставаться в Петербурге.
– А почему?
– Зимой я могу давать уроки, а летом все на даче, и я не в состоянии оплачивать карету либо оставаться без дела.
– Вы не уедете, все это надо устроить так или иначе.
Приезжает ко мне Потемкин. Я говорю ему:
– Как ты хочешь, Потемкин, а мамзель мою пристрой куда-нибудь.
– Ах, моя голубушка, сердечно рад, да что для нее сделать, право, не знаю.
Что же? через несколько дней приписали мою мамзель к какому-то полку и дали ей жалования. Нынче этого сделать уже нельзя.
(В записи А. С. Пушкина)