Императорский воспитанник
Шрифт:
— Ваше Высочество, что с Вами? — растерянно и даже глупо вскрикнул Лан. Он представлял, что с принцессой, но не знал, что делать и ничего не мог. Только даже не подхватил ее, подставил руки, не давая упасть. Помог сесть на траву, прошептал:
— Каро, отдохни. Никуда не уезжай, хорошо?
— Останетесь здесь, под охраной! — резко и коротко приказал Грено, подходя. — Молчи! — прикрикнул он на пытающуюся что-то возразить принцессу. — Ты сейчас слишком легкая мишень. Ланире, головой за нее отвечаешь.
Отряд быстро разъехался по своим участкам.
Лан ответил — «Есть!», — но не обернулся, так как подкладывал под голову Каро мешок с хлебом, самую мягкую поклажу. Стук копыт по мягкой почве затих.
— Магия-магией, а горячий отвар Горного Бодруна тебе не помешает, — сказал Лан, раздувая костер. Сейчас чуть хвороста принесу, разжечь.
— Лишь бы не краснобрюха… — попыталась бледно улыбнуться девушка и откинулась на импровизированное изголовье. Лан возился с костром, другие два охранника заняли свои посты — охранять подходы к лагерю. Потом Лана и вовсе не стало слышно — видимо отошел за хворостом чуть дальше.
Каро прикрыла глаза. Крусужается
Тем временем в маленькой пещере беглеца тоже наступило утро. Проснувшись, Даниэль долго моргал, глядя в низкий каменный потолок, покрытый разводами плесени и трещин, и пытался понять, где находится и что происходит. Потом вспомнил и с трудом сел. Немилосердно ломило всё тело, вконец затекли руки, он их почти не чувствовал. Но, вот странно, сон оставил после себя стойкое ощущение, что все будет хорошо, что Каро его ищет и найдет. И на Даниэля снизошло вдруг такое умиротворение, что на мгновенье он забыл все свои тревоги, унижение и страх.
Хмурый и такой же молчаливый детина пришел после рассвета, выдернул Дана из его темницы и все так же бесцеремонно отволок обратно в пещеру Трюфо.
Сегодня бывший управляющий выглядел совершенно иначе. Он был трезв, бледен до прозелени и в отвратительном настроении. Впрочем, завидев Даниэля, Трюфо попытался скрыть злобу. Он плохо помнил вчерашний вечер, но знал, что позволил себе непростительную глупость. Разоткровенничался перед герцогом и упустил такую возможность! Ведь ничего не стоило заморочить мальчишке голову и без труда получить все, что от него требовалось! Глупец сам бы все рассказал, подписал, а потом пошел к работорговцам, как теленок на веревочке. Не пришлось бы волочь силой и скрываться…Теперь надо действовать иначе, хитрее. А если не получится — просто заставить силой. Ничего, главное — результат!
— Прошу прощения, ваша светлость, за причиненные вам неудобства. — Вполне вежливо и даже дружелюбно сказал Трюфо. — Бестолочь, ты что, не видишь! У благородного кая затекли руки! Развяжи! Ничего нельзя поручить идиоту, все сам, все сам. И вчера ведь сказал ясно: пригласи Его Светлость в наше скромное убежище. Пригласи, дубина, а не притащи с мешком на голове!
Трюфо словно бы даже пожаловался Даниэлю, которого в этот момент освобождал подручный. Сейчас вполне можно было поверить этому серьезному, солидному и даже добродушному на вид человеку. Он не выглядел мерзким толстяком с бульдожей рожей, как вчера, наоборот, респектабельность и порядочность, казалось, были написаны на серьезном, пусть и бледном лице. Такого кая Трюфо знал весь Рогнар.
Даниэль молча растирал занемевшие руки. Они почти ничего не чувствовали. Интересно, сколько тут всего этих дуболомов? Один за спиной, еще один в дверях — машинально отметил он. Он перевел дух и заставил себя улыбнуться — увы, должно быть не слишком искренне. Потому что Трюфо на секунду нахмурился. Но потом продолжил, как ни в чем ни бывало:
— Ваша светлость, надеюсь, вы не будете долго сердиться на старого больного человека, которого несправедливо преследуют, — горестно обратился управляющий к собеседнику, как только «немой» помошник отошел в сторону. — Увы, всем нам свойственны слабости, и я вчера выпил немного лишнего, наговорил вам таких глупостей… — Трюфо махнул рукой и благодушно рассмеялся. — Вы же не приняли все это за правду?
«— Вот как это делалось…» — отстраненно подумал Даниэль. Два года он водил меня за нос и водил бы и дальше, пока бы не… пока бы я не перестал быть ему нужен. Даниэль облизнул пересохшие губы. Отошедшие немного руки начинало жечь и дергать при любой попытке ими пошевелить.
— Кстати… — толстяк словно невзначай повернулся и вынул из шкатулки какую-то бумагу:
— Раз уж мы с вами в одинаковом положении теперь, — бумага оказалась неподписанным векселем Рогнарского казначейства, на котором стояла дата почти трехмесячной давности. — Давайте поможем друг другу. И вам и мне в пути понадобятся деньги. По счастливой случайности у меня сохранился вот этот вексель, надо лишь вписать сумму и поставить вашу подпись, любой банк на побережье без колебаний выплатит нам запрошенное. Мы с моим слугой с удовольствием проводим вас до ближайшего порта, путешествовать в одиночестве по горным дорогам опасно, тем более в вашем возрасте. Получим деньги, разделим их с вами пополам, и дальше каждый сможет отправиться своей дорогой. Что скажете, Ваша Светлость?
Сердце у Даниэля екнуло. «Скажи «да», — холодно приказал голос того, прошлого Даниэля. Скажи «да» и он отпустит тебя. Не глупи!» Даниэль сглотнул. И кивнул выжидающе уставившемуся на него Трюфо:
— Давайте вашу бумагу!
Тот не заставил себя ждать. Суетливо, почти подобострастно засеменил к пленнику и Дан передернулся, вспоминая, как вчера эта туша наваливалась на него, дыша перегаром. Получив бумагу, Даниэль горько ухмыльнулся. Сколько таких векселей он подписал не задумываясь…
Потом размял еще раз непослушные после веревки руки, ощущая неясное, но сладкое предвкушение от того, что сделает сейчас, взял перо и размашисто написал что-то на векселе…Трюфо схватил вексель и Даниэль впервые увидел, как с лица управляющего сползает его вечная мерзкая самоуверенность.
— Вы довольны, кай Трюфо? — теперь вполне искренне улыбнулся Дан и вздрогнул от странного торжества, услышав недоуменное и резкое:
— Что?!!!
В том месте, где должна была стоять подпись, красовалось, написанное неровным подчерком: «Воспитанник Ее Высочества Просто Даниэль».
И тут началось что-то по-настоящему жуткое с лицом Трюфо. Словно обе его маски — и респектабельный управляющий, и обрюзгший пьяный негодяй, сползли в стороны, и из под них выглянуло такое…
Пару секунд это жуткое, словно неживое смотрело на Дана белыми от злобы глазами. Потом маски наползли обратно — сразу обе. Но та самая запредельная жуть просвечивала сквозь них как ржавчина сквозь халтурно намазанную краску. Трюфо сощурился. Даниэлю внезапно стало холодно от этого прищура. Он вспомнил, как этот человек обошелся с ним и что обещал с ним сделать в будущем, и мурашки поползли по его спине, несмотря на тепло летнего утра. Он тоскливо заозирался по сторонам, но о том чтобы бежать, нечего было и думать.