Императрица и смерть
Шрифт:
На мгновение повисла тишина, в которой было слышно даже, как лопаются тугие бутоны цветов, потом глава Побеждающих поднял голову.
– Императрица, могу я поговорить с вами наедине?
Орлана удивилась, как это наполненный обидой взгляд Герольда не пронзил Дерена насквозь. Учёный вцепился в подлокотники кресла так, что задрожали от напряжения пальцы. Сейчас он снова напомнил Орлане её преподавателя физики в институте. Седой профессор очень расстраивался, когда студенты не могли ответить на вопрос, и порой в его глазах даже блестели слёзы. Орлана физику никогда не могла выучить,
В общем-то, ей было всё равно, поставил ли ей твёрдую пять или милостивую три, но совесть грызла просто зверски. Говорили, что после её ответов профессор заперся на кафедре и долго не выходил оттуда.
– Можете, - она поднялась, - проходите в кабинет.
Взгляд Герольда жёг ей спину ровно до тех пор, пока не захлопнулась тяжёлая дверь. Орлана заняла своё место за столом, а Дерен садиться не собирался.
Он измерил комнату шагами, вдохнул и остановился, оперевшись на спинку стула.
– Не сердитесь на Герольда. Своей убийственной прямотой он в самом деле хотел помочь, хоть в это и трудно верить.
– Гость снова кашлянул, словно его горло пересохло от непомерно долгой для него речи.
– Да ради Вселенского Разума... Вы считаете, у меня нет больше дел, как только таить злобу?
– Орлана потянулась к хрустальной подставке с солнечными перьями.
На столе было гладко и девственно: никаких упоминаний об отце, никаких книжек, заложенных алыми лентами. Только стопка чистых листов и солнечные перья. И в верхнем ящике не таится её фото с зелёным зонтом - она спрятала карточку в спальне, вместе с простой деревянной рамкой, вместе с осколками стекла. В груди больно сжалось от ощущения необратимости.
Дерен никак не хотел садиться, стоял и рассматривал стул, будто выискивая там тайные знаки.
– На самом деле всё не так просто, как хотелось бы Герольду, - глухо произнёс он, и Орлана заметила, что по мочке его уха вьётся кровавый след, словно сорвали серьгу.
– Мы и правда проводили ритуал. Но почти никто не знает, что богиня смерти несколько раз возвращалась после него. Озлобленная, хоть уже ослабевшая. Нам приходилось снова и снова запирать её душу.
Тонкое солнечное перо хрустнуло в пальцах Орланы. Сверкающий осколок царапнул палец, упал на стол. Отстранённо наблюдая, как на коже собирается капля крови, она слушала Дерена.
– Если же вы и правда не видите другого выхода кроме этого ритуала, я помогу всем тем, что знаю сам.
– Он качнул стул на себя и тут же вернул на место - тонкие ножки ткнулись в ковёр.
Орлана была готова разрыдаться у него на плече, если бы была уверена, что в ответ он погладит её по голове, а не останется стоять таким же истуканом.
– Лишь один вопрос.
– Она упёрлась подбородком и сцепленные замком пальцы.
– Герольд знает то, что вы сейчас рассказали мне?
Дерен издал звук, похожий на усталое рычание тигра.
– Это знают все главы каст кроме тех, кто знать не желает. У нас тут идеальная империя, как вы считаете.
Орлана и правда не знала, как реагировать на такие новости, поэтому она только порывисто кивнула.
– Я смогу вас найти, если вы мне понадобитесь?
Дерен
– Я планировал визит в мир людей, но если нужно, я всё отложу.
Как только он вышел, Орлана подошла к шкафу. Книгу, которая чаще всех остальных лежала на столе отца, она разыскала быстро. К счастью, тут же нашлось и несколько алых лент. Она не помнила точно, на какой странице лежала закладка, поэтому уложила на первую попавшуюся - по толщине прочитанных страниц показалось похоже.
Рукописные приказы тоже вернулись на своё место - на самый край стола. Орлана так и не нашла времени, чтобы разобраться с ними. Не было только статуэтки, которую она разбила об пол вчера, но это ничего - можно принести какую-нибудь другую. Большая важность, каким изваянием бумаги придавливать!
Орлана опустилась на самый краешек кресла и огляделась. Получилось не так плохо. Можно надеяться, что он не будет сердиться.
Идрис пришёл в Альмарейн за несколько дней до смерти Зорга. Тогда никто не обратил внимания на бродившего по столице мага времени. Но многих заставила обернуться сумасшедшая улыбка на его лице и пропахшие пылью серые одежды. Где он гулял до этого, Орлана знать не хотела: в мире людей, в междумирье или в каком-то своём астрале. Потом - он достал откуда-то фиолетовую накидку, которую навернул на плечи, и вплёл в волосы золотые цепочки, звенящие друг об друга при каждом его шаге.
Несколько раз Идрис появлялся и в замке, но ни с кем не заговаривал. Прохаживался жутко ухмыляющейся тенью, а из восточного крыла под вечер слышалось пение его свирели. Он играл там, где пустовали гулкие залы, где голые коридоры пахли осенью и ветром.
Там, где Орлана до сих пор боялась заблудиться, как в первый раз, когда, вскарабкавшись на высокий подоконник, она неумело тянула песню, чтобы её нашли.
Голос флейты становился всё громче, и вот из-за выступа стены показалась трепещущая под порывом ветра фиолетовая накидка.
По щиколоткам потянуло холодом и полынным туманом: Идрис открыл окно в сад. Музыка тянулась, как туман - долгая, безразличная к горю и к радости, оставляющая холод на кончиках пальцев.
– Прив... Я пришла.
– Орлана замерла, едва ли не ногтями вцепившись в стену.
Он отнял флейту от губ, но не обернулся: его профиль для Орланы освещал бледный свет солнца.
– Да. Я почуял твоё приближение своим собачьим сердцем.
– Идрис облизнул пересохшие губы.
Орлану покоробило от его слов, а из окна будто потянуло едким дымом.
– Прости, - она дёрнула плечом, - я не хотела обид. Так вышло со вчерашним советом, некрасиво.
Он снова приложил флейту к губам, извлёк из неё одну тоскливо-тянучую ноту, усмехнулся.
– Какие обиды, брось. Я могу изменить то, что мне не нравится. Ваши разговоры на совете меня мало интересовали, поэтому я и пришёл так поздно.
Нет, это был не дым. Терпкий, навязчивый запах восточных цветов теперь чудился ей повсюду. Орлана прислонилась плечом к стене так, что кисточка на фиолетовой накидке пощекотала ей руку.