Императрица Вольного Братсва
Шрифт:
— Репа нам таких сведений не давал, — процедил Спайк, — но я краем уха слышал, что он поставляет фимианы крупным частным компаниям, занимающимся перевозкой людей.
— И все это происходит под самым носом у старикашки-Императора! — возмутился Лысый.
— Его власть не распространяется на торговые предприятия! — возразила я. — И прекрати звать Императора «старикашкой» — ему, между
— Мне прекрасно известно, сколько ему лет! — вспылил Лысый. — Император должен, точнее — обязан, контролировать все, что происходит с теми, за кого он отвечает. Дав столько воли частным компаниям, разве старикашка не подставил под удар все население Империи. Спрос, моя дорогая, рождает предложение. До тех пор, пока торговые и другие предприятия будут иметь возможность безнаказанно использовать в своих кораблях в качестве топлива фимианы, найдутся новые и новые Репы, которые пойдут на все ради прибыли.
— Император просто не в состоянии держать на контроле все частные предприятия, число которых растет день ото дня! — возразила я.
— На что тогда нужны все его многочисленные службы? — не унимался Лысый. — Чем они занимаются там у себя? Объедают мирное население?
Я была зла, как тысяча чертей. Что может знать этот тип о имперской службе? Кто дал ему право осуждать всех тех, кто стоит на страже закона?
— Почему бы тебе самому не попытаться что-то изменить в Империи, вместо того чтобы болтаться по космосу в поисках наживы? — вскинулась я.
По мере разговора все больше убеждалась в том, что Лысый, вероятнее всего, является одним из членов Вольного Братства. Иначе откуда все эти рассуждения о недальновидности Императора и его служб?
— Прислуживать старикашке я не намерен! — рыкнул на меня Лысый.
— Ты еще можешь дождаться того момента, когда на престол взойдет его сын, — ехидно заметила я. — Быть может, Тосек Второй сможет тебе угодить?
— Эта безвольная тряпичная кукла?! — разъярился Лысый. — Да он кроме как девок лапать, да водку лакать больше ни на что не способен! Типичный папенькин сынок.
— Откуда у тебя столько ненависти и пренебрежения к Императору и его семье? — спросила я у Лысого.
— А откуда у тебя к ним столько любви и почтения? — не остался мужчина в долгу.
Мы с Лысым разом замолчали, и только наше недовольное сопенье разносилось по каюте. Даже гриверы притихли и не вмешивались
— Нет, ребята, — наконец нарушил тишину Спайк, — если вы хотите выжить, вам лучше забыть о разногласиях. Или попробовать при высадке выбрать себе других напарников.
— Вот еще! — насторожилась я и посмотрела на Лысого в упор. — Сработались в отсеке, сможем и на Омфиме продержаться.
— Мир? — предложил Лысый и протянул мне ладонь.
— Мир! — согласилась я и энергично потрясла протянутую руку.
— Это хорошо! — заохал Спайк. — Это правильно. Репа производит высадку по двое, обычно позволяя пленникам самим определиться с напарником. Он говорит, что так больше шансов выжить.
— Но разве мы не вместе с вами будем работать? — уточнила я у гриверов.
— Мы тоже разделяемся, когда идем на охоту, — попыталась утешить меня Николь. — Уж не знаю, срабатывает ли правило Репы, но, как видишь, мы до сих пор живы. Хотя и побывали на Омфиме больше десятка раз.
Это было пусть слабым, но утешеньем. И все же, имея рядом с собой гриверов, мне, безусловно, было бы не так страшно оказаться там, куда нас везли. С другой стороны, Лысый был не самым плохим вариантом напарника. Хоть и был пиратом (в этом я была уже полностью уверена).
Завтрак и сопутствующий ему разговор прервался неожиданно. В каюту гриверов заглянул сам Репа, сопровождаемый Рябым и своим личным охранником. Он окинул меня и Лысого ненавидящим взглядом и поинтересовался у гриверов:
— Что? Как вам подкидыши?
— Ничего. Пойдут, если полить маслицем, — притворно облизнулся Спайк. — Выделишь граммов двести?
Лицо Репы озарила довольная улыбка. «Надо же, как он нас ненавидит?!» — мелькнула у меня мысль.
Я решила подыграть Спайку.
— А нельзя ли нас отселить? Не может быть, чтобы в этом «скотовозе» не имелось свободных кают, — заметила я, изобразив на лице нечто вроде испуга.
— Да проще пареной репы! — восхитился пират. — Ночуешь в моей каюте и я, так и быть, прощу тебе твой прошлый проступок. Согласна?
— Тащи маслице, — вздохнула я, с удовольствием отмечая, как Репа переменился в лице.