Империя атома(сборник фантастических романов)
Шрифт:
Прежде всего Джоквин развязал ленты и распустил волосы по плечам. В толпе поднялся крик:
— Ученый! Это ученый!
Джоквин поднял руку. И наступившая тишина показала ему, что вспышка близка к концу. Толпа становилась управляемой.
Со своей стороны, он не имел иллюзий относительно значения этой толпы, нападающей на дворец. Он знал, что уже посланы почтовые голуби в казармы трех легионов, расположенных сразу же за городскими стенами. Скоро по улицам пройдут войска, проскачет кавалерия далеких племен, чей бог — гигантская мистическая птица Эрплан. Важно, чтобы толпы рассеялись
— Жители Линна, — сказал он ясным, уверенным голосом. — Сегодня вы видели доказательство мощи богов.
Крики и стоны последовали за его словами. Джоквин продолжал:
— Но вы неправильно истолковали данные нам сегодня знаки.
На этот раз только молчание встретило его слова. Он овладел аудиторией.
— Если бы боги не одобряли лорда — правителя, — продолжал Джоквин, — они так же легко уничтожили бы его дворец, как уничтожили четыре храма. Боги недовольны не лордом — правителем и его действиями. Некоторые ученые хотели расколоть храмы на четыре отдельные группы, чтобы каждая группа поклонялась только одному богу. Это и только это — причина гнева богов.
Послышались крики:
— Твой храм тоже взорван!
Джоквин колебался. Ему совсем не хотелось становиться мучеником. Он видел два письма Олдена — в два храма, не подчинившиеся его приказу — и лично уничтожил их. Теперь он не знал, как ему использовать то, что чисто механическое соединение божественного вещества производит взрыв. Но одно было несомненно. Боги не возражают против того, чтобы всем четверым поклонялись в одном храме. И поскольку только сохранение существенного положения оставляло храмы сильными, возможно, именно так боги выразили свое отношение.
Джоквин понимал, что его рассуждение — софизм. Но сейчас не время для утраты веры. Он опустил голову.
— Друзья, — покорно сказал он. — Каюсь, я был среди тех, кто отстаивал раздельное поклонение. Мне казалось, что боги будут приветствовать, если каждому из них будут поклоняться в особом храме. Я ошибался.
Он полуобернулся к дворцу, где его слушал гораздо более могущественный человек, чем вся эта толпа.
— Я знаю, что всякий, кто, подобно мне, верил в сепаратистскую ересь, отныне убежден, что возможно только совместное поклонение четырем богам. А теперь, чтобы не было больших неприятностей, идите по домам. — Он повернулся и медленно ушел во дворец.
Лорд — правитель был человеком, признающим неизбежное.
— Остается один нерешенный вопрос. — сказал он позже. — Какова истинная причина, по которой ты хочешь сохранить жизнь ребенку моей невестки?
Джоквин просто ответил:
— Я давно хотел посмотреть, что произойдет, если ребенку богов дать нормальное обучение и воспитание.
И все. Но этого было довольно. Лорд — правитель медленно кивнул.
Глава 5
Еще ребенком Клэйн постоянно чувствовал: «Я никому не нужен. Меня никто не любит».
Рабыни, ухаживающие за ним, переняли отвращение его родителей. Они прекрасно видели, что отец и мать редко навещают новорожденного. Бывало, часами маленький мутант оставался один. А когда ребенка обнаруживали плачущим в мокрых, грязных пеленках, с ним никто
Руки, способные на нежность, грубели, прикасаясь к нему. И тысячи случаев грубого обращения усваивались мышцами и нервами, становясь частью привычного восприятия окружающего. Он приучался раболепствовать.
Странно, но когда слова начали приобретать смысл, в условиях его жизни наступило некоторое изменение. Клэйн вполне невинно обронил несколько слов, из которых Джоквин заключил, что рабы не выполняют его приказов. Несколько вопросов при каждом посещении прояснили картину, и рабы тут же поняли, что неразумные действия несут за собой наказание кнутом. Мужчины и женщины узнали, что когда ребенок становится старше, он может рассказать о том обращении, которому подвергается.
Однако способность ребенка понимать имела и свои неприятные последствия. В возрасте между тремя и семью годами Клэйн понял, что он не такой, как другие. Между четырьмя и шестью его рассудок терпел ужасные удары, и стареющий ученый каждый раз пытался ликвидировать их последствия. Вскоре, однако, Джоквин понял, что, если он хочет спасти рассудок мальчика, нужны более решительные действия.
— Это все другие дети, — сказал однажды Джоквин, белый от гнева, лорду — правителю. — Они мучают. Они стыдятся его. И сводят на нет все, что я делаю.
Линн Линнский с любопытством смотрел на него.
— Но я тоже стыжусь его, стыжусь самой мысли, что у меня есть такой внук. — И он добавил: — Боюсь, Джоквин, твой эксперимент не удался.
Теперь Джоквин с любопытством смотрел на правителя. За шесть лет, прошедших со дня храмового кризиса, он научился по — новому смотреть на лорда — правителя. Ему пришло в голову, что перед ним величайший гражданский администратор. Иногда сквозь внешнее спокойствие, с которым лорд — правитель смотрел на мир, проглядывала его главная цель — объединение империи. Перед Джоквином был человек, достигший почти полной объективности во взгляде на мир. Если Клэйн будет спасен, то только с помощью лорда — правителя. Лорд понял, что посещение Джоквина имеет особую цель. Он угрюмо улыбнулся.
— Что же я должен сделать? Отослать в провинцию, где он вырос бы в изоляции и окруженный рабами?
— Это было бы смертельно для него, — ответил Джоквин. — Нормальные рабы презирают мутантов так же, как свободные рыцари и патроны. Борьба за разум должна вестись здесь, в городе.
Правитель нетерпеливо ответил:
— Ну что ж, забирай его в храм и делай с ним, что хочешь.
— Храмы полны шумных посвященных и младших, — ответил Джоквин.
Лорд — правитель сердито посмотрел на него. Он медлил, это значило, что Джоквину трудно будет получить согласие.
— Боюсь, старик, — серьезно сказал правитель, — что ты в этом вопросе не проявляешь разумности. Мальчишка похож на оранжерейное растение. Нельзя из детей выращивать мужчин таким путем. Они должны выдерживать тяготы существования еще в молодости.
— Но ведь ваши дворцы как раз и есть такие теплицы, где молодые люди растут, не зная тягот существования, — ответил Джоквин.
Странный ученый махнул рукой в сторону окна, которое выходило на столицу. Правитель улыбнулся, признав правоту сравнения.