Империя и воля. Догнать самих себя
Шрифт:
Е. Волгина: Но я верну вас в Египет, Виталий. Казалось бы, когда это все произошло, какие претензии выдвигали к Мурси, он не выполнил предвыборных обещаний. То есть экономика никуда не сдвинулась, наоборот, она катится под откос и плюс — он правил страной, исходя из интересов братьев-мусульман, хотя сам из движения братья-мусульмане ушел. Казалось бы, когда это видим, складывается впечатление, что есть некий настрой не на исламистское государство, а на государство как раз светское.
В. Аверьянов: Мубарак был более светский лидер, чем братья-мусульмане. Исламизация за последний год должна была происходить на кадровом уровне, потому, что эта партия, братья-мусульмане, это движение, оно захватило все посты. И в этом смысле исламизация произошла. Теперь возникает вопрос: произошла ли она в самой политике? Вообще, главным требованием этой революции год назад была справедливость. А справедливость египтяне понимаю так, что должно происходить перераспределение национального пирога и перераспределение политики от интересов олигархов к интересам большинства. Вот этого не произошло. То есть Мурси этого обещания не выполнил, это главная его то ли ошибка, то ли осознанная его политика. Но, тем не менее, получилось так, что они сели во власть, но в стране в сущности ничего не поменяли.
Е. Волгина: А не получится ли такой сценарий, что Египет погрузится в такую вялотекущую гражданскую войну, уж не знаю, сравнивать с Сирией или не сравнивать с Сирией. И в конце концов такая кольцевая композиция произойдет, придет диктатор, да, действительно, возможно, поднимет страну, но она по сути будет закрытой.
В. Аверьянов: Более жесткой, чем при Мубараке.
Я что еще хочу сказать, почему именно в Египте и где-то еще сейчас, в других странах, может заполыхать. Та огромная партизанская армия из нескольких десятков тысяч человек, которая в Сирии терпит поражение, она будет уходить оттуда. Но ее нельзя отправить в безвоздушное пространство, ее надо перебросить на другой фронт. И поэтому, вообще, вся эта арабская весна, на мой взгляд, это некая такая огромная авантюра, которая конечно создана для того, чтобы заработать громадные деньги, для того, чтобы перераспределить активы. Но здесь возникает побочная задача и, при определенных условиях, головная боль: ведь нужно давать работу вот этой интернациональной банде.
Е. Волгина: Вы имеете в виду боевиков?
В. Аверьянов: Боевиков, да. Эти же люди работали в Ливии, сейчас они работают в Сирии, им нужна следующая жертва. Если это не Иран, не Северный Кавказ в России, то может это будет Египет. С этой точки зрения, нам-то может и полегче, но в любом случае, среди целей есть и Иран, и Северный Кавказ.
Е. Волгина: 692 спрашивает, что при войне будет с Суэцким каналом?
В. Аверьянов: Ну я думаю, что будут проблемы с доставкой грузов по этому маршруту.
Слушатель: Я по многим вопросам совершенно не согласен, и я скажу, почему, вы говорите, что надо обращаться к каким-то консервативным элементам…
Е. Волгина: Федор, мы про Египет уже.
Слушатель: Ну хорошо, есть люди, которые говорят, что происходит заговор, за всем этим стоит Америка. А почему, собственно говоря? И много раз я слышал эту позицию господина Проханова. А почему игнорируется, что народы больше не могут жить при таком режиме деспотичном и, в общем, откровенно фашистском, который в Сирии, который был во многом при Каддафи? Почему обязательно нужно искать какую-то внешнюю руку, хотя очевидно, что и в 17 году у нас в общем-то народ взорвался, и в 91 году советская система рухнула, к которой вы призываете вернуться, и эта политика Путина консервативная. Вот почему вы ищете только в прошлом, а в будущем-то как вы видите движение? К чему вы призываете?
Е. Волгина: Ну ясно, по поводу Египта, ведь есть не внешний фактор, а внутренний.
В. Аверьянов: Ну, я не согласен с нашим радиослушателем, что народ Ливии и Сирии не поддерживал своих «фашистских» диктаторов. Очень даже поддерживали. А то, что так получилось, ну, в значительной степени, ломали через колено. Большинство населения ломали. В Сирии не удалось сломать, мы это видим, пока, по крайней мере, не удалось. Ну, а насчет движения в прошлое, ну это не правильно. Вообще, если посмотреть наши доклады, доклады того же ИНСОРа и того, что говорят официозные публицисты, у нас в Изборском клубе потенциал развития, нацеленность на развитие страны на сегодняшний день самые высокие, мне кажется. А о чем говорит, допустим, большая часть болотной оппозиции, они вообще что предлагают? У них нет никакой программы для страны, кроме честных выборов и показушной борьбы с коррупцией.
Слушатель: Вы бы предыдущему звонившему объяснили, что манипулируют в том же Египте, в Ливии, в Сирии и вообще везде, это американцы. И это элементарно просчитывается. Человек, который абсолютно ничего не понимает, нулевой, он считает, что там все само собой происходит…
Е. Волгина: Ну все-таки по-вашему, Виталий, если гражданская война, то вялотекущая или какая?
В. Аверьянов: Знаете, Египет не похож на страну, где может долго идти вялотекущая гражданская война. Там, скорее всего, сильно заполыхает. Это будет похоже на Ливию и Сирию, другое дело, мы не знаем, какую роль в этом сыграет эта самая интернациональная банда. Если туда ее перебросят, то это будет настоящая горячая война. Что касается вялотекущей, то может, если туда не перебросят эту бандитскую армию, тогда это будут какие-то отдельные теракты, будет какой-то жесткий режим, который будет с ними бороться, и это может продолжаться десятилетиями. Не война, а напряженность с кровавыми эксцессами. Вообще, эти процессы революционные продолжаются не меньше пятнадцати лет обычно. Редко так бывает, что сменилась власть — и все стало тихо и гладко. Смуты предполагают запуск механизмов саморазрушения, и трудно любому обществу быстро найти выход из того глубокого кризиса, в который его подтолкнули. Я согласен, что есть внутренние факторы, конечно, без них никогда не бывает. Но в данном случае, когда продолжается цепная реакция революций, с одинаковым почерком, с одинаковыми приемами, в том числе связанными с блогосферой, с использованием новейших информационных технологий, которые везде были задействованы, с новейшими ментальными инъекциями…
Е. Волгина: Могут в итоге придти к власти люди, такие, как Мубарак, такие, как Каддафи, например?
В. Аверьянов: Поймите, Мубарак был очень лоялен к транснациональным кампаниям и Соединенным Штатам. Мубарак был очень лоялен. Даже Каддафи, который был не лоялен, он под конец уже сказал: давайте сядем, договоримся. Никто не стал договариваться ни с тем, ни с другим. И диктатор скорее всего будет гораздо более жесткий, чем Мубарак, когда все успокоится и придет к какой-то стабильности.
Валдайский перевал
Мы приблизились к тому моменту, который революционеры, представители «малого народа», разжегшего смуту в стране, называют термидором. В сущности, путинский термидор по отношению к 90-м годам уже идет полным ходом. Вопрос о точности термина «термидор» представляется мне не самым важным — важным этот вопрос является для революционеров, которые верят в силу и точность аналогий с Великой Французской революцией. Для меня же этот термин символизирует скорее их страх, чем действительно точную метафору происходящего. В частности, таков был страх Троцкого перед «сталинским термидором» как реакцией упрямой страны, не принявшей его, Троцкого, пламенную страсть к новому миру и ненависть ко всему старому, почвенному, корневому, — всему, что он отождествлял с «темным» и «косным» в русской стихии.
Сегодня страх всевозможных эмигрантов вроде Невзлина (из-за границы указавшего на Путина как на реинкарнацию Сталина), всевозможных фурий дикого русского капитализма вроде Полонского (в свое время прямо заявившего, что не человек тот, у кого нет миллиарда) — это страх перед реваншем обобранной ими нации. Термидор — это страх спекулянта и мошенника перед расправой, это страх подстрекателя и поджигателя перед силами порядка и самообороны.
В 2012–2013 году начала складываться качественно новая политическая конфигурация, в которой видна необратимость процессов по отношению к попытке медведевского «реванша» как политического размораживания системы. Слегка размороженная при Медведеве, система вновь ужесточается.