«Империя!», или Крутые подступы к Гарбадейлу
Шрифт:
Вслед за электронной версией настольная игра снова вошла в моду, и в тысяча девятьсот девяносто девятом году «Спрейнт корпорейшн оф Америка, Инк.», под глубокомысленные рассуждения о вертикальной интеграции и синергетике оперативных систем и платформ, скупила четверть акций «Уопулд геймз лимитед» за приличную сумму денег и еще более приличное количество своих собственных, постоянно растущих в цене акций.
Каждый член огромной семьи Уопулдов, имевший долю в общей собственности, вдруг стал значительно богаче.
— Гайдн, — говорит Филдинг, по пути к себе заглядывая в кабинет брата. — Смотри, кто пришел.
Бывают в жизни радости. Иногда
Однажды, лет семь назад, когда до ухода Олбана из семейного бизнеса оставалось менее года, но он уже сидел как на иголках, у него случился секс, лучше которого пока не было. Произошло это примерно через год после безумной поездки в Сингапур, где они с Филдингом оттянулись по полной, за восемь или девять месяцев до знакомства с Верушкой Грэф в шанхайском отеле и примерно за год до его второй и последней встречи с одиозным дядюшкой Блейком на верхнем этаже гигантского неонового небоскреба в туманном, душном, как парилка, муравейнике Гонконга.
Задним числом он понимает, что тогдашний мир сводился для него к Азии: туда вели бесконечные командировки, потому что именно там размещалось теперь производство. Кроме того, именно там наблюдался самый резкий и значительный экономический рост.
Компания задумала роскошный подарочный выпуск настольной игры «Империя!». Доска из полудрагоценных камней, титановые петли, карточки — чеканка на серебре, игральные кости — из красного дерева, инкрустированного перламутром, а фигуры из нефрита, черного дерева, яшмы, агата, оникса и порфира. Стоило это удовольствие десять тысяч долларов США; по расчетам, пару десятков таких наборов должны были приобрести арабские шейхи.
Вместо этого — точнее, вместе с тем — игра пошла нарасхват среди новой породы толстосумов из Юго-Восточной Азии. Для Китая и тому подобных сообществ компания предложила, так сказать, облегченную версию. Олбан выступил с идеей усилить элемент азарта, и модифицированное подарочное издание стало называться элитным вариантом. Возможное число игроков увеличили до восьми, поскольку именно это число почиталось счастливым во многих регионах Китая. Элитный вариант тоже расходился неплохо — пусть в относительно небольших количествах, зато с большой выгодой — и работал на престиж компании. Азартная версия стандартной игры для восьми человек также стала приносить ошеломляющие прибыли.
В то время Азия еще не виделась Олбану чем-то особенным. В то время он, как ему помнится, считал, что его жизнь вращается вокруг сокращений: не Гонконг, а ГК, не Куала-Лумпур, а КЛ, не Лос-Анджелес, а ЛА… Мир превращался в скоропись, становился документом с расширением txt.
Та встреча — великолепная, целительная, возвращающая к жизни — произошла в предельно цивилизованном, имперски величавом и обычно прохладном, хотя и куда менее экзотическом месте — в Париже.
Он приехал для разговора со своим кузеном Гайдном (старшим братом Филдинга), который в фирме считался корифеем-планировщиком, потому что умел как никто другой учитывать самые тонкие колебания спроса и предложения; так вот, неделей раньше у бедняги случился какой-то срыв. Гайдн попросту смылся, не показывался ни в лондонском офисе в Мейфэре, ни у родителей в Найтсбридже, 22 а сам, воспользовавшись услугами компании «Евростар» и двух такси, рванул в Париж, где обосновался в отеле «Ритц». Его побег свидетельствовал о полной утрате воли, но, как ни странно, Гайдн даже в «Ритце» продолжал заниматься делом: вводил в свой ноутбук необходимые цифры, рассчитывал объемы производства
22
Найтсбридж — престижный район Лондона; расположен вдоль южной границы Гайд-парка.
— Дьявольщина… Бабуля прислала, не иначе.
Такими словами Гайдн встретил Олбана, когда тот возник перед его столиком в ресторане, придвинул золоченое кресло и уселся без приглашения.
— Она самая, — ответил Олбан.
Где-то в пределах видимости уже маячила та черта, за которой ему бы пришлось соврать, но сейчас время еще не пришло.
А пока он для себя решил, что эта поездка обещает быть интересной, но, скорее всего, совершенно бессмысленной. По какой-то причине Бабуля Уинифред считала его главным специалистом по решению проблем и, заботясь об интересах фирмы и семьи, отправляла разруливать всяческие нештатные ситуации. Вот черт, сделала меня своим порученцем, тайным агентом, подумал Олбан, глядя поверх салфеток, цветов и столового серебра на круглое, лоснящееся, одутловатое лицо Гайдна.
Гайдн, приземистый толстячок, с завидным упорством одевался в серые костюмы на размер меньше нужного. Такой у него был пунктик, но результат всегда оказывался противоположным ожидаемому: эта одежда его не стройнила, а, наоборот, полнила. Лет с шестнадцати Гайдн начал лысеть, что было вопиющей несправедливостью судьбы по отношению к парнишке, которому и без того в подростковом возрасте приходилось несладко. С этой напастью он решил бороться с помощью зачеса, прикрывающего лысину, что его также не украшало; оставалось утешаться лишь одним — до двадцати семи лет у него ни разу не было прыщей.
Совершив побег, Гайдн уединился в номере люкс и не отвечал ни на внутренний телефон, ни на мобильный, ни на электронную почту. Как правило, еду он заказывал в номер, хотя иногда спускался в главный ресторан к обеду. Тут-то его и настиг Олбан, который придвинул золоченое кресло и уселся напротив.
— Чего надо? — спросил Гайдн.
— В самом деле, хороший вопрос, — ответил Олбан. — Чего вообще нам всем надо? — Он откинулся в кресле. — Ты всегда так красноречив за обедом?
— Кончай выпендриваться. Я хочу знать, за каким хером ты сюда приперся.
Олбан не припоминал, чтобы Гайдн когда-нибудь позволял себе крепкие выражения. Париж, видно, ударил ему в безвременно облысевшую голову. Прямо в ресторане.
— Хотел проведать, узнать, как у тебя дела, — сказал ему Олбан.
— Ну проведал. И как, по-твоему, у меня дела?
— Пока еще не разобрался. Я ведь только что тебя отыскал.
— Все в порядке, сэр? — осведомился метрдотель, как из-под земли возникший у столика.
— Да, никаких проблем, спасибо. — Гайдн жестом отослал его прочь.
— А сам-то как считаешь? — спросил Олбан.
— Интересуешься моим здоровьем? — с видимым сарказмом уточнил Гайдн.
— В принципе, да.
— Здоровье у меня отменное.
— Тогда почему ты сбежал… — Олбан оглядел вычурно отделанный ресторан с высокими потолками, — …именно сюда?
Гайдн покрутил в руках салфетку.
— У меня перерыв.
— А Бабуля говорит — «срыв». И твой отец тоже.
— Они в своем репертуаре.
— Ну если тебя это порадует, то я не вижу никаких признаков срыва.