«Империя!», или Крутые подступы к Гарбадейлу
Шрифт:
— Тоже неплохо, Кеннард, — говорит Ол и замечает небольшой тумблер на краю верстака. — Что будет, если это врубить?
Кеннард смотрит через плечо:
— А ты попробуй.
Олбан щелкает тумблером. От подножья горы отделяется кабинка фуникулера, которая ползет к вершине, метра на два вверх.
— Ага, — произносит он, разглядывая железнодорожные пути.
Кеннард поворачивает какую-то ручку, и канатный вагончик начинает карабкаться под углом в сорок пять градусов по зубчатой передаче на склоне соседней горы. Между тем пара других поездов — товарный и контейнерный — колесят
Филдинг помнит, как сооружалась эта железная дорога. Никогда еще он не видел своего отца таким счастливым и деятельным. Конфигурация не менялась лет пятнадцать; мансарда до сих пор остается единственным местом, где Кеннард чувствует себя как рыба в воде. Для важного разговора лучше места не придумаешь.
— Мы оба считаем, что продаться «Спрейнту» было бы непростительно, да и фирму жалко, — говорит Филдинг Кеннарду. — Разрушить дело, которое создавал Генри и укрепляли Уин с Бертом, — это откровенный вандализм.
— А кто ж его собирается рушить? — спрашивает Кеннард, поднося перевернутый колесами вверх паровозик поближе к свету и любовно разглядывая. На потолочных раскосах по всей мансарде закреплены ряды лампочек.
— Продажа фирмы будет означать разрушение нашего наследия, папа, — растолковывает ему Филдинг. — «Спрейнт» получит возможность распоряжаться игрой по своему усмотрению; нетрудно предположить, что американцы, заплатив солидные деньги за наше имя, попытаются его сохранить для собственной выгоды, но что, если они пролетят? В бизнесе всякое бывает. А мы останемся ни с чем: у нас отнимут самое главное, на чем вот уже столетие с четвертью держится наша семья. Я знаю, что тебе это небезразлично, папа. А потому не хочу, чтобы мы наобум сделали шаг, о котором будем жалеть. Прошу тебя только об одном: хорошенько подумай. — Филдинг смотрит на Олбана. — Мы оба тебя просим.
Олбана чудом осеняет, как ему подыграть.
— Это как стрелка, — говорит он. — Неправильно перевел — и пиши пропало.
— Каждому нужно хорошенько подумать, — говорит Филдинг. — Не только нам самим… но и всем, папа.
— У меня ведь тоже есть акции, — подает голос Гайдн, который сидит на стульчике в углу и читает.
— Это очень существенно, — подтверждает Филдинг, в упор глядя на брата. — Ты ведь еще не определился, Гайдн?
— Определился, но промолчу. — Гайдн ненадолго отрывается от книжки и часто моргает. — Хотя получил от «Спрейнта» предложение возглавить производственный отдел, если они купят фирму. — Уставившись в книгу, он бормочет себе под нос: — Между прочим, они сказали не «если», а «когда».
— Нельзя позволять, чтобы нас опустили, папа, — обращается Филдинг к Кеннарду.
Кеннард бережно ставит паровозик на рельсы, наклоняется и тонкой ювелирной отверточкой цепляет к нему вагоны.
— Что ж, ввязываться в драку, а? — спрашивает он.
— Я считаю — обязательно, — говорит ему Филдинг. — Иначе рухнет все, — он обводит рукой железную дорогу, — что создавалось многолетним трудом.
— Хм.
— В итоге, — говорит Филдинг, — каково твое мнение, Кеннард?
— Хм?
— Папа, ты уже решил, как будешь голосовать?
До сих пор Филдинг не решался спрашивать отца в лоб,
— Хм. — Кеннард щурится, наблюдая за кабинкой фуникулера, которая шмыгает в депо на макушке самой высокой горы. — Надо подумать. — Он переводит взгляд на Филдинга, потом на Олбана. — А вы оба против, да? Хм.
— Совершенно верно, папа.
Ол молча кивает.
— Хм.
— Это все, можно сказать, ненастоящее.
Софи ворочается у него в объятиях, чтобы заглянуть ему в глаза.
— То есть как?
Он обводит свободной рукой все вокруг.
— Каменистый склон, земля, азалии. Все нездешнее.
Перевернувшись на живот, она подпирает ладонью подбородок:
— В каком смысле?
— Старик Генри, наш великий, легендарный предок, наш славный основатель, привез эти камни, землю, растения из Гарбадейла. Ты там бывала?
— Ага. Один раз. Там все время дождик шел.
— Понятно. Так вот, я проверял. Было это в тысяча девятьсот третьем году. Он распорядился погрузить на баржи тысячи тонн горной породы, добытой в тамошних каменоломнях, и переправить в Бристоль, оттуда небольшими каботажными судами доставить к отдельному причалу, построенному в устье реки, а дальше моторной тягой — прямо сюда. В конце сада на реке есть брод — его для этой цели и насыпали.
— Везти камни из Шотландии? — Софи поиграла прядью рыжих волос, блестящих в случайном лучике солнца, который пробился сквозь плотный покров сочных, темных листьев. Он обвила прядь вокруг указательного пальца и отпустила. — Зачем?
Олбан пожал плечами:
— Затем, что он мог себе это позволить. Камни везде похожи, в Эксмуре 26 таких полно. Но он хотел, чтобы здесь был кусочек Гарбадейла под названием дернесский известняк. Из него и сложили эту горушку.
Повернув голову, она посмотрела в сторону невысокой, сооруженной из больших каменных плит горки, видневшейся к западу от гигантского куста рододендрона, под которым они нашли укрытие. Легкий ветерок покачивал резной балдахин листвы у них над головами.
26
Эксмур — нагорье в Англии, охватывающее северо-запад Сомерсета и север Девона.
Они лежали в траве минут десять, целовались и ласкали друг друга, но пока не дошли до главного. Время от времени слегка отстранялись, переводили дыхание, болтали о всякой чепухе и начинали все сначала, чтобы в конце концов руками довести друг друга до оргазма. Как-то раз, совсем недавно, она взяла его губами — дело было в Майнхеде, когда они гостили у друзей и пробрались в спальню, — но он сделал слишком решительный толчок, она чуть не задохнулась и отказалась продолжать.
Шла последняя неделя каникул, вскоре оба должны были возвращаться к учебе, ему предстояло уехать в Лондон.