«Империя!», или Крутые подступы к Гарбадейлу

Бэнкс Иэн М.

— Тебе действительно не безразлично?

— Гайдн, мы это уже выяснили. Не заводи старую песню.

— Ладно… дело в том, что я не справляюсь с заказами. — Он коротко хмыкнул и сделал изрядный глоток.

— То есть?

Гайдн прокашлялся:

— Кроме шуток. Оформляю заказ — и всякий раз неудача. Либо заказываю слишком много и товар оседает на полках и складах, что влечет за собой убытки, либо заказываю слишком мало и приходится делать повторный заказ: опять же убытки. Две доставки обходятся дороже, чем одна. Понимаешь?

Гайдн, похоже, искал сочувствия. Вид у него

был жалкий.

Олбан внимательно посмотрел на двоюродного брата. Его нервная, напряженная, слегка раскрасневшаяся физиономия освещалась огнями кафе и окрестных ресторанов, баров и магазинов, уличными фонарями, красноватым свечением недавно включенного газового обогревателя и фарами чьего-то криво припаркованного хетчбэка.

— И по этой причине ты сбежал от родни, довел до ручки свою бедную маму и транжиришь на отель такие деньги, каких хватило бы…

— Можно подумать, ты исполняешь пародию на еврея.

— Так и задумано, Гайдн. Я как раз собирался сказать «Ой-вей». Спасибо, что избавил.

Гайдн встрепенулся:

— Ты случайно не антисемит?

— Еще чего! — возмутился Олбан. — Если уж на то пошло, я просемит! Между прочим, эти сволочи-палестинцы — тоже семитский народ. Так что…

— Выходит, ты антипалестинец? — взвизгнул Гайдн.

— Боже милостивый, — простонал Олбан, закрывая лицо руками. — Конечно нет!

— Послушай меня, — начал Гайдн. — Я знаю, к чему ты клонишь, кто ты есть и что у тебя на уме. Знаю, чего ты от меня хочешь и на что толкаешь, куда намерен меня заманить и с какой целью. Знаю, что ты обо мне думаешь и что болтают в семье за моей спиной. Я же не дебил, мать твою. Хочешь знать правду?

Кузен Гайдн не на шутку раскипятился. Олбан решил, что это позитивный сдвиг, если, конечно, двоюродный не полезет в драку.

У Гайдна расширились зрачки. Он слегка наклонился к Олбану. Олбан от греха подальше отстранился, не исключая, что именно сейчас и получит в морду. Но Гайдн произнес:

— Я равнодушен к сексу.

С этими словами он расправил плечи и вызывающе вздернул подбородок.

Олбан невольно скрестил руки на груди. Он хотел было откинуться назад, и как можно дальше, но побоялся, что это будет выглядеть брезгливо, а потому лишь прикусил губу и сдвинулся немного в сторону, как будто перед ним вдруг выросло стройное молодое деревце, мешающее смотреть на собеседника.

— Не врешь? — спросил он с суровым видом.

— Можно подумать, это преступление, — сказал Гайдн, и Олбану показалось, что он вот-вот заплачет. — Для людей я будто бы сумасшедший, или заразный, или ханжа… Кое-кто даже считает, что это нелепая, жалкая уловка с целью затащить хоть кого-нибудь к себе в постель. Скажу честно. У меня был секс. Я попробовал. Причем несколько раз, но меня это не привлекает. Грязно, унизительно, жарко, душно… есть в этом что-то… животное.

Гайдн теперь смотрел себе под ноги, как будто отчитывал ни в чем не повинный тротуар. Краем глаза Олбан видел, что прохожие шарахаются от них в сторону. Гайдн не умолкал:

— Ради мимолетного удовольствия ты вынужден представать перед другим человеком в совершенно непотребном виде, а после этого еще должен вести светскую беседу; а ведь мир просто помешан на блядстве — это ведь абсурдно, дико, позорно, это так… нелепо! — С возмущенным видом он поднял глаза на Олбана и сложил руки на вздымающейся груди.

В какой-то момент он быстрым движением поправил свой зачес, чтобы прикрыть лысину, но тут же скрестил руки, как прежде.

— Так-так-так, — задумчиво протянул Олбан. Случай оказался более запущенным, чем можно было ожидать. Он прочистил горло. — Ты занимался этим с… э… — Он почесал в затылке.

— Чем, сексом? — Гайдн едва не брызгал слюной. — С партнером какого пола? Какого типа?

— Ну, — Олбан даже смутился, — в общем, как бы, да.

— Хорошо, отвечу. Теоретически меня привлекают женщины. Они более изящны, более умелы и более аппетитны. Но я не испытываю ни малейшего желания проникать к ним внутрь какой бы то ни было частью своей анатомии.

Олбан уже достаточно выпил и решил сказать то, что вертелось на языке, хотя сам готов был провалиться сквозь землю:

— Ты уверен, Гайдн? Я видел, как ты смотришь на официантов и молодых парней на улице. Особенно на смазливых мальчиков…

— Смотрю, потому что завидую, — с внезапной горечью признался Гайдн. — Смотрю с вожделением, потому что сам хочу быть таким же. Интересным, уверенным в себе, привлекательным для женщин. — Он пожал плечами. — Или для мужчин. Какая разница? — Досадуя на свое косноязычие, он покачал головой. — Только ты поверь: обычно, почти всегда, мне это по боку. Мне ничего не нужно, но от этого я не испытываю ни тоски, ни досады. По большому счету, мне и так неплохо; единственное, что портит мне жизнь, — это предрассудки и… и… тупость окружающих.

Закончив, он выдохнул, словно поставил точку. Жирную точку.

Олбан задумался над услышанным. Посмотрел на облака, плывущие над городскими огнями. У него за спиной ревел транспорт. Его взгляд остановился на Гайдне.

— Жесть, — только и сказал он.

— Надо понимать, ты мне… как бы это… посочувствовал. — Гайдн на мгновение покосился в сторону. — Если тебя это успокоит, я пробовал и с мужчинами. Это не твое собачье дело, и я не собираюсь вдаваться в подробности, но попытка такая была. Дело ограничилось поцелуями и… ну… прикосновениями… можно сказать, ласками. — Гайдн закрыл глаза, предаваясь воспоминаниям. — Это был самый позорный эпизод в моей жизни. — Он содрогнулся и посмотрел на Олбана. — А ты? — спросил он.

«Однако», — сказал про себя Олбан.

— Что я? — смутился он.

— Ты уверен, что выбрал для себя правильную ориентацию?

Олбан нахмурился.

— У тебя в семье репутация бабника, разве нет, братец? — продолжал Гайдн. — Но как знать? Пока сам не испробовал, ни в чем нельзя быть уверенным. Ты пробовал или нет?

— Ну, примерно как и ты, — признался Олбан, снова почесав в затылке. — Детские шалости. — Он засмеялся. — Черт бы тебя побрал, Гайдн, я ведь зашел еще дальше! Я тогда кончил. А еще было дело — взял в рот. — Он задумался. — Правда, без толку. Наверно, пьян был или неопытен. Ладно, проехали. — Олбан откашлялся. — Короче, пробовал. Но без особого успеха. Как и ты.