«Империя!», или Крутые подступы к Гарбадейлу
Шрифт:
На очередном родственном сборе в Гарбадейле — по случаю похорон дедушки Берта в начале весны девяностого — он спросил тетю Лорен, почему Софи не получила его писем. Она и в этот раз выказала удивление под стать его собственному. Конечно же, она переправляла племяннице каждое письмецо. Может быть, предположила она, Софи потому отрицает получение писем, что по-своему щадит его чувства.
Он надеялся увидеть Софи на похоронах, но она была слишком занята учебой в Штатах, и все согласились, что не стоит ей лететь за тридевять земель, чтобы только отдать последние почести деду, который уже много лет прозябал в состоянии овоща.
— И как он там? —
Она была одета во все черное и, по мнению Олбана, смахивала на ворону. В руке она сжимала скомканный носовой платочек, глаза слегка покраснели. Ее лицо приняло обиженное выражение. Олбан пожалел, что заговорил о Блейке, навеяв еще одно болезненное воспоминание: в семье Блейк считался паршивой овцой. А о чем еще было говорить? Без настояния родителей он бы вообще к ней не подошел. А так, поскольку она от него не отвернулась и не наговорила гадостей о нем и Софи, он испытал несказанное облегчение и попросту забыл, что упоминание о визите к ее сыну может послужить поводом для расстройства.
— Прекрасно, — ответил он.
— И чего он хотел?
— Ничего. Ничего не хотел. Я хочу сказать — он по-настоящему богат. Честно, ба, он в полном порядке. Показал мне Гонконг. Было просто здорово. И денег дал.
— Неудивительно, — сказала Уин, на которую последнее не произвело впечатления. — И как? Что он сообщил о себе?
Олбан невольно призадумался.
— Да ничего особенного. Повозил меня по городу, представил каким-то людям. Там он, похоже, всех знает. Познакомил меня с губернатором, еще с кем-то. У дяди Блейка огромное состояние, ба. У него даже есть небоскреб. Я хочу сказать, свой собственный.
— Рада за него. Сколько он тебе дал?
— Не помню, — соврал Олбан.
— О семье что-нибудь говорил?
— Вскользь. Он меня хорошо принял, ба. Честно. Я думаю, он хочет… ну… понимаешь… увидеться со всеми…
— Еще бы. Только я не хочу его видеть, — отрезала Уин.
— О, — запнулся Олбан. — Ладно. Извини.
— Ну, все.
Уин поставила последнюю точку и отвернулась.
— И поэтому я решила проверить сама, но все, что сказала Банти, оказалось чистейшей выдумкой: на самом деле парень держал «Плейбой» в одной руке и член на изготовку — в другой. Так что я быстренько закрыла дверь и оглянулась, а сзади стоит старшая медсестра и так сурово говорит: «Ну? И?» Естественно, я растерялась, но тут меня осенило: «Знаете, сестра, — говорю я ей, — думаю, он хочет опорожниться». Ха-ха-ха!
— Ха-ха! — поддержала ее Дорис, из скромности помедлив.
Филдинг выдержал паузу, наливая остатки десертного вина в рюмку Берил; вначале он лишь улыбнулся, но потом тоже присоединился к веселью, поскольку смех бабушек обещал затянуться. Он откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул и украдкой взглянул на часы, поднося к губам стакан с водой. Еще и одиннадцати нет. Он-то надеялся, что скоро полночь.
Возникший у стола официант отеля «Замок Инверлохи» наполнил его стакан. Дорис и Берил хлопали друг друга по плечам и умирали со смеху, прикрываясь салфетками и оглядывая опустевший ресторан. Большинство посетителей уже перешли в салон или в главный зал пить кофе.
— Опорожниться! Дошло? — приглушенно взвизгивала Берил.
— Ой, не могу! — чуть не подавилась Дорис. Она допила свой сотерн и посмотрела на пустую бутылку половинного объема. — Ах, какой восхитительный напиток! — сообщила она Филдингу, печально взирая то на свою опустевшую
Филдинг выдавил улыбку предельно утомленного человека, для которого каждый поворот и прямой участок дороги от Глазго до Форт-Уильяма навсегда отмечен каким-нибудь сбивчивым указанием или многословной старческой перепалкой, а мысль об отходе ко сну до бесовского полуночного часа остается несбыточной мечтой. По знаку его поднятых бровей к столику подскочил маячивший поблизости официант, которому было без слов указано на липкую бутылку из-под сотерна.
— Что с нами станется, если все продадут свои акции этим людям из «Спринта»? — спросила вдруг двоюродная бабушка Дорис, провожая глазами официанта, уносящего пустую бутылку.
— Из «Спрейнта», милая моя, — поправила Берил. — Она улыбнулась Филдингу, который с отсутствующим видом вертел в руках салфетку. — Потратим, наверное, наши неправедные прибыли на вино, женщин и прочее зло, — сказала она Дорис.
Тут Дорис заметно встревожилась:
— А ты меня не бросишь, старушка, не уедешь на свой необитаемый остров или еще куда? — спросила она сестру, отчаянно моргая.
Берил улыбнулась.
— Нет, милая. Если в моих планах появится необитаемый остров, так и быть, возьму тебя с собой.
Ее улыбка слегка померкла, и она опустила глаза, не нарушая повисшего молчания.
Филдинг пытался сложить оригами из своей салфетки.
— Некоторые потратят свои деньги на какую-нибудь давнюю задумку, — рассеянно произнес он, пытаясь вставить один крахмальный уголок внутрь другого. — Вложиться в какой-нибудь проект, сколотить стартовый капитал. — Края ткани никак не сходились. Филдинг пожалел, что у него не три руки. — Впрочем, это фантазии. — Он поднял глаза и увидел, что обе старушки смотрят на него в упор. Он несколько раз быстро перевел взгляд с одной на другую. — Вероятно, — добавил он. — То есть возможно. — Он откашлялся и разгладил салфетку. — Очевидно.
— А сам-то ты, мальчик мой, как распорядишься своими денежками? — полюбопытствовала Дорис.
Филдинг пожал плечами.
— Еще не решил. Я рассуждаю гипотетически. У меня, можно сказать, не было…
Тут появился официант.
— Будьте добры, повторите!
— О, — повернулась к нему Дорис. — Мы заказали еще? Если нет, надо обязательно заказать. Ну, что ж, пока все идет хорошо.
Берил грустно улыбнулась:
— Просто здорово.
Прошли университетские годы. Он неплохо окончил курс, получив квалификацию высшей категории второго класса, и занял должность, ожидавшую его в фирме «Уопулд геймз лимитед». Софи уже начала работать в «Уопулд геймз инкорпорейтед», американском филиале фирмы. Он чувствовал, что у него, по сути, с ней все кончено, хотя Софи постоянно присутствовала в его мыслях и он все еще надеялся, что они смогут иногда встречаться хотя бы по делам. А дальше — кто его знает?
Он умел играть в игры, требующие продолжительного времени.
На третьем курсе Олбан снимал квартиру в районе Сент-Джудз вместе с тремя сокурсниками, которые серьезно увлекались настольной версией игры «Империя!». Поскольку он носил фамилию Макгилл и никогда не упоминал о фирме в разговорах с этими парнями (которые учились кто на английском отделении, кто на искусствоведческом и были очень далеки от его специальности), они понятия не имели, что он выходец из той самой семьи, которая владеет правами, создает игры, получает прибыли.