Империя под ударом. Взорванный век
Шрифт:
Взять Топаза — упустишь Викентьева. Брать Викентьева — Топаз ляжет на дно. Брать двоих? Здесь? Нереально. Один уйдет. Продолжать следить? Могут заметить.
И Медянников спокойно остановился. Подождал, пока Викентьев и Топаз скроются из глаз. Не торопясь вышел на площадь перед вокзалом. Нашел хороший экипаж со справной лошадкой и показал извозчику пятерку.
— До Египетского, ваше благородие? За двадцать минут! — пообещал лихач.
— За пятнадцать — рубль сверху! — надбавил Медянников.
— Йэх! Па–абереги–ись! — и кнут лихо щелкнул в воздухе.
* * *
Пока
В квартире никого не было. Такое чувствуется сразу. Управляющего усадили в прихожей, а сами споро начали обыскивать комнаты.
— Иван Карлович, вы в кабинет! Документы, адреса, списки — в первую очередь. Все остальное потом! — и Путиловский пошел проверять карманы в гардеробной.
Берг занялся письменным столом. Раньше он руководствовался общепринятым мнением и считал, что читать чужие письма и рыться в чужом белье есть вещи, недостойные российского офицера. Однако теперь, когда в нем проснулась ищейка, идущая по верному следу, всю брезгливость как ветром сдуло.
Каждая бумажка, каждая записка мгновенно пробегалась глазами и тут же отбрасывалась в сторону как не представляющая никакого интереса. Что он искал, он не знал, но чувствовал: если найдет, то сразу поймет важность найденного.
Пока ничего интересного не попадалось. Визитки, все больше студенческие… Врач–уролог, помечены часы приема. Так–так, балуемся с барышнями легкого поведения, последствия тяжелые… Список! Не то… Дни ангела… памятка… устав гимнастического кружка г–на Гаккеля (знакомое лицо, благонадежное донельзя)… афиша спектаклей Александринки… расписание лекций на четвертый семестр… пригласительный билет на два лица: благотворительное общество «Пеликан» устраивает бал… Не то!
Тем временем Путиловский ощупал все карманы, но владелец гардероба был человеком аккуратным и ничего постороннего в карманах не держал. Сие похвально, но не при данных обстоятельствах! И Путиловский перешел в столовую.
Здесь его внимание на несколько секунд привлек винный погребец. Он сунул туда нос, увидел бутылку хереса. На дне оставалась самая малость. Понюхал — херес определенно был тот, из фляжки! Не утерпел и продегустировал прямо из горлышка: м–м-м, действительно хорош…
Остатки завтрака на обеденном столе указывали на поспешный отъезд. Такие люди убирают за собой. Значит, точно знал, что скоро вернется. Увы, всего знать невозможно. В ящиках буфета ничего интересного нет, все привычно: соль… сахар? сахар… уксус… А это что? Апельсиновое варенье, джем по–английски (джентльмен!). Пусто. Гимнастические тяжести (атлет!), вроде цельные, да и какой дурак будет размахивать бомбами–гантелями перед зеркалом!
Берг тем временем шерстил библиотеку, книгу за книгой. Вначале он посматривал на название, даже пробегал глазами абзац–другой, но потом вошел в ритм и просто тряс книгой над ковром в надежде обрести что-либо интересное. И обрел: из книги выпал бумажный рубль, послуживший закладкой. Берг жадно набросился на купюру, но на ней не было ничего крамольного, и он утратил к ней всякий интерес.
В ванной комнате Путиловский пробежал глазами по флаконам с одеколонами, кремами: «Грамотно подобрано, я бы не отказался от такой коллекции». Ничего лишнего, все в порядке… Дальше, дальше!
Он перешел в спальню. Халат, домашние туфли, ночная ваза под кроватью… Слабый мочевой пузырь? Навряд ли, скорее дань детским привычкам. Следы женщины… следы женщины… на простынях не обнаружены. Одинок и явно склонен к нарциссизму. Пусто. Никаких следов, никакого оружия.
Берг заканчивал просмотр книг, когда к нему на помощь из спальни вышел Путиловский.
— Пока ничего, — виновато признался Берг.
— У меня тоже.
Путиловский споро принялся за шкатулки, кисеты, ящички из-под сигар и прочую мужскую мелочь. Ничего. Секретер красного дерева был проверен весь… Весь ли? Взгляд остановился на декоративных колоннах, украшавших фасад. Толстенькие. Наверняка за ними что-то кроется. Путиловский попробовал и так, и сяк — колонны не поддавались.
— Иван Карлович, помогите, мне не открыть, — позвал он Берга. — Может, вы сообразите?
Берг подошел, молча глянул, выдвинул ящичек под колоннами, засунул внутрь руку.
— Есть! — Голос его охрип от возбуждения. — Дайте какую-нибудь шпильку!
Путиловский, порыскав по столу, протянул ему маленькую пилочку для ногтей. Берг всунул пилочку внутрь ящичка и стал ею что-то нащупывать. Послышался щелчок, и выскочил потайной пенал.
Путиловский осторожно взял его в руки. Пенал был узкий, и что-либо серьезное — оружие или бомба — туда определенно поместиться не могло. На крышечке пенала обнаружилась выемка для ногтя, чтобы легче было открывать. Так Путиловский и сделал. Улов был незначительный, внутри лежала всего одна бумажка с какими-то цифрами и буквами.
— Почему он ее так спрятал? — вслух подумал Путиловский, пристально изучая текст. — Что это может быть?
— Это? — Берг внимательно просмотрел запись. — Это ключ к сейфу. По часовой стрелке девять, затем полный оборот против часовой, по часовой ноль, полный оборот против, по часовой два. И выставить семь. Обычный домашний сейф. Фабрики братьев Архиповых. У нас на кафедре такой стоит, порох там прячем.
— А буквы?
— Буквы — адрес сейфа. Эн, эф, сто сорок один.
Путиловский прошел по ковру к окну.
— Эн, эф… эн, эф… — Лицо его прояснилось. — Да это же набережная Фонтанки!
— Дом сто сорок один! — радостно подхватил Берг. — Точно!
Но лицо Путиловского вместо того, чтобы выразить такую же радость, внезапно побелело, челюсть отвисла, а глаза стали совершенно потусторонними. Берг даже испугался такой мгновенной метаморфозе:
— Что с вами, Павел Нестерович?
— Это же Нинин адрес… — Путиловский на секунду замер, но усилием воли медленно выдавил из себя: — Там фотограф в полуподвале… лабораторию держит… — И закричал на Берга: — Ну что же вы стоите?! Бегом!