Империя под ударом. Взорванный век
Шрифт:
— Приготовь кофе, попьем и поедем, — и Викентьев подошел к сейфу, чтобы забрать все деньги и документы.
В это время кто-то с улицы осторожно постучал в оконце.
— Черт… — В руке Викентьева неизвестно откуда появился наган. — Кого это несет? Спрячься в лабораторию… Быстро!
И Нина, не успев испугаться, очутилась в задней комнате. Может, кто из прислуги проследил и маменька пришла за ней? Вот ужас!
* * *
Холодное бешенство владело Путиловским на всем пути с Васильевского острова к знакомому дому на набережной. Какого черта
«С другой стороны, чего я беспокоюсь? Сейчас возьмем этого фотографа за мягкое место, опознаем с помощью Певзнера (наверняка это Викентьев), отдадим дело в суд, и пойдет красавчик по этапу в каторгу. А уж там позаботятся, чтобы из каторги он не вышел… Зачем я примешиваю сюда личное? А разве у следователя не может быть права на личную жизнь? И если кто-то вторгается в мою личную жизнь, то я имею право защищаться всеми своими силами. Не опоздать бы… Плохо все это выглядит… Ну чего этот извозчик телится?! Гони! Гони, твою мать!»
Бедный Берг впервые видел Путиловского в ярости и посему испугался сильнее извозчика и его лошади. Лошадь неслась из последних сил, так что неподалеку от моста пришлось сбавить ход, иначе бы вообще не доехали.
Метров за сто Путиловский выпрыгнул из саней.
— Подойдем пешком, мало ли что, — и вытащил свой револьвер. — Иван Карлович, вы при оружии?
— Обижаете. — Берг передернул затвор, посылая патрон в ствол.
— Тогда за мной!
* * *
Дисциплину Туз и Чухна блюли строго, поэтому нашел их Топаз почти сразу. Один ходил от моста по левой стороне набережной, а второй — по правой. Лихим посвистом Топаз собрал их вместе, изложил суть дела и повел к подвалу Викентьева.
У Топаза и Туза было по стволу. Трусоватый Чухна ствола был лишен, потому как при стрельбе закрывал глаза от страха и палил по своим почем зря. И никакие побои ни к чему не приводили. Зато у него был хорошенький ножичек, дюймов семь в длину, и метал он его мастерски — с двадцати шагов в карту.
Подошли к полуподвалу чинно, без разговоров: солидные мастеровые захотели сняться вместе в знак дружбы и уважения. Встреченный дворник поклонился господам хорошим, показал дорогу. Они слегка поклонились ему в ответ, шея не сломается дворнику в ответ кланяться. Топаз шел первым, Чухна и Туз за его спиной. Топаз подергал дверь — заперта. Тогда он наклонился и аккуратно постучал в низкое оконце.
* * *
Медянников поклонился долгожданным гостям, подождал, пока они спустятся по четырем ступенькам вниз к полуподвальной двери, и лопатой подал первый оговоренный сигнал Батько. Тот махнул рукой, и двое городовых перебежали к запасному выходу из полуподвала — он был на тыльной стороне дома.
Вторая пара городовых и Батько ждали следующего сигнала Евграфия Петровича. Но тот с подачей не торопился: рыбка должна заглотить наживку, а то, не приведи Господь, сорвется с крючка, начнется шум, стрельба, вопли… Этого Медянников
Батько со здоровенным пожарным топором, реквизированным с ближайшего поста, стоял у двери первым. За ним двое городовых с револьверами наизготовку. А сам Евграфий Петрович не побрезговал принять позу непристойную — на карачках, задом кверху — у маленького оконца, сквозь которое доносились звуки происходящего внутри. И все, трясясь от возбуждения, ждали его третьего сигнала.
* * *
Викентьев подошел к окошечку, прислушался — стучали деликатно.
— Чего надобно? — нарочито грубовато спросил он.
— Сфотографироваться на память хотим.
Голос звучал доброжелательно. Викентьев спрятал револьвер в карман и отодвинул защелку, чтобы объяснить человеку без лишнего шума — ателье временно не работает, приходите завтра.
Но дверь отворилась резко, щелчком, и он еле успел отпрянуть, чтобы не получить по лбу. Вместо ожидаемого клиента вошел улыбающийся Топаз, а за ним Чухна. Туз последним заботливо притворил дверь и закрыл ее на задвижку.
«Так… — пронеслось в голове Викентьева. — Только не стрелять!»
— Господа, чем могу быть полезен?
Голос Викентьева звучал весьма убедительно. Но Топаз продолжал надвигаться с приклеившейся к лицу безжалостной улыбкой. «Узнали… не спрятаться…»
— Топаз, ты? — «искренне» удивился Викентьев. — Выпустили? Поздравляю!
— А откуда ты узнал, что я сидел? — Топаз оглядел комнату. — Сука одноглазая, хорошо устроился…
— Так вот ребята сказали! — Викентьев широко улыбнулся и показал на Туза.
— Иуда, — только и смог ответить Туз.
— Давай его кончу!
Чухна достал любимый ножичек и поиграл им, демонстрируя свое нержавеющее мастерство.
У Викентьева враз ослабели ноги и внизу живота стало томительно.
— Вы что, ребята? Я свой! Смотрите! — Он обвел рукой вокруг. — Да мы такие дела будем ворочать! Вы только посмотрите, сколько я сделал! Топаз! Ну поверь мне!
— Не хочется. Деньги где?
— Деньги? — радостно вспомнил Викентьев, бросаясь к сейфу. — Что же ты сразу не сказал?! Деньги все целы, вас ждал… Вы же видите: несчастный случай! Глаза как не бывало! Я и не мог до вас добраться! А деньги все целы… Вот. Две тысячи, как одна копеечка. Как договаривались…
И, неся околесицу, думал про себя: «Побольше страха… сейчас возьмут… повернутся и будут уходить… три выстрела в спину и на вокзал! Сейчас… сейчас…» Топаз взял пачку, не считая сунул за пазуху и щелкнул пальцами Чухне:
— Кончай его. Надоел.
Чухна с финкой в руке зашел поудобнее сбоку, со слепой стороны, приманивая к себе Викентьева, как в деревне приманивают уток:
— Ути–ути–ути…
И вот эта откровенная игра с ним, как с ущербным, взорвала Викентьева. Выхватив из кармана наган, он с яростным наслаждением выстрелил в ненавистное тело человека, собиравшегося зарезать его.