Империя под ударом. Взорванный век
Шрифт:
Три выстрела подряд мгновенно наполнили закрытое помещение грохотом и дымом. Три удара приподняли тело Чухны и отшвырнули его к стене, впечатавшись в которую он стал медленно сползать вниз, оставляя на мелованной поверхности три кровавых следа, как от удара звериной когтистой лапой.
Переведя тупое рыльце нагана на Топаза, Викентьев понял, что победил. Топаза можно было уже не бояться. Краем единственного глаза он заметил, как рука Туза нырнула за пазуху, не стал дожидаться ее появления, чуть развернулся в сторону Туза и нажал курок. Рыльце нагана плюнуло огнем, и на груди Туза появилась черная лохматая дырочка. Дырочка
— Не убивай, — глядя Викентьеву в глаз, выговорил непослушными губами Топаз.
— Деньги!
Ствол уперся в Топаза. Тот медленно достал пачку, так же медленно протянул Викентьеву, второй рукой потащил из кармана браунинг, и…
— Пошел! — заорал Медянников. Батько зарычал, с одного замаха пробил замок и напрочь высадил филенку. В пробитом отверстии перед ним замаячила хорошо знакомая Топазова спина.
Путиловский и Берг не дошли пятидесяти метров до угла дома, как подряд треснуло три раза и через пару секунд еще раз.
— Наган! — крикнул Берг.
— Бегом! — заорал Путиловский и, скользя по льду, завернул за угол.
У полуподвальной двери кто-то взмахнул топором и вышиб дверь. И все маленькое дверное пространство, а за ним и большой двор–колодец заполнились звуками беспорядочной перестрелки…
* * *
Вот говорят, от ненависти до любви и наоборот всего один шаг. А в действительности даже шага не надо было делать. Как только за спиной Топаза треснула и вылетела дверь, а в образовавшемся проеме застыла неимоверно большая фигура в черном, пытавшаяся сквозь этот проем пролезть, взаимная ненависть Викентьева и Топаза улетучилась не то чтобы быстро, а мгновенно. За спиной черного незнакомца высветились двое городовых, и в мозгу Топаза мелькнуло: «Полиция!» Чухна и Туз уже не помощники и даже не жильцы.
Теперь Топаз и Викентьев вновь стали друзьями, на сей раз по несчастью. Время потянулось медленно и стало вмещать в себя много событий и мыслей. Топаз, смещаясь в сторону и давая Викентьеву возможность стрелять по входящим, достал браунинг и уже в полуобороте стал выглядывать себе цель. У Викентьева три патрона, у него семь, а с той стороны непонятно сколько народа, стрелять надо наверняка.
Первым выстрелил Викентьев, но неудачно: пуля прошла мимо Батько и мимо городовых. Мешала пачка денег во второй руке, отвлекала своей непредсказуемой судьбой.
Тогда Топаз сместился вправо и сознательно прострелил пах черному мужику, в котором он только сейчас признал Батько. Тот застыл в проеме живой пробкой–раскорякой, что мешало нападающим: городовые не могли стрелять из-за его спины, а Батько от шока не мог никуда двинуться.
Топаз прикидывал возможность прямого прорыва — нереально, во дворе положат на раз. В таких помещениях обычно бывало два выхода, но он этого верняком не знал. С другой стороны была дверь в заднюю комнату, и Топаз стал смещаться к этой двери, следя за фигурой Батько, который в данную секунду защищал их своим телом.
Вдруг из окошка брызнуло стеклом и сразу ожгло левую ногу. Это Медянников из неудобного положения, стоя на карачках, прострелил Топазу мякоть бедра.
— Не стрелять! — закричал Топаз Викентьеву.
Но было поздно. Точный выстрел в грудь Батько резко изменил ситуацию в пользу нападавших. Как только Батько мертвым кулем соскользнул вниз, городовые открыли беспорядочную стрельбу на поражение.
Топаз боком, скачками передвигался к спасительной двери, огрызнувшись одним удачным выстрелом — прострелил городовому боевую руку. Наган выпал, а у второго, стрелявшего в белый свет как в копеечку, кончились патроны. Медянникову же стрелять мешали осколки стекла, полностью искажавшие картинку. Наступила томительная пауза.
— Сюда! — и Викентьев нырнул в дверь, ведущую в лабораторию.
Топаз двумя прыжками очутился вслед за ним в спасительном закутке. Там же, вжавшись в стену, стояла какая-то дамочка. Что она тут делала, откуда взялась — он даже и не удивился. Времени не было, да и сильно жгло пятки…
* * *
Нина все рассчитала точно, и маменька никак не могла найти ее прощальные письма. К тому же маменька не знала, с каким именно Яковом собралась бежать ее блудная дочь. Якова в этом доме держали за Станислава Добржанского. Кстати, сегодняшней ночью пусть изволит объясниться по этому странному имени. И Нина предалась мечтам о надвигающейся, как гроза, ночи.
Между тем голоса пришедших как-то изменили поведение ее возлюбленного. Вместо того чтобы прогнать случайных людей, мешающих их счастью, Яков повел себя более чем странно. Голос у него стал совсем другим, не мужественным, а каким-то по бабьи высоким и визгливым, точно он говорил в свое оправдание.
Потом в соседней комнате стало тихо и раздались смешные звуки «Ути–ути–ути», которые Нина не раз слышала на даче. Кто-то изо всей силы трижды ударил по жестяному тазу, подождал и ударил в четвертый раз. Нине стало не до смеха. Почему-то захотелось домой, зарыться с головой в подушку и накрыться одеялом. Снаружи раздался треск — кто-то снова ломился в дверь. И после этого начался кромешный ад, в котором Нина уже не пыталась разобраться, потому что ничего не понимала.
Вначале в стенке, отделяющей ее убежище от соседней комнаты, кто-то быстро сделал несколько аккуратных дырочек, из которых торчали лучики пыльного света. Все это сопровождалось ужасными ритмичными ударами в таз, потом без остановки раздался звон стекла и кто-то завизжал от боли.
На мгновение все стихло, и Нина уже решила потихоньку выбираться отсюда, как удары в таз возобновились и в комнату впрыгнул Яков с револьвером в одной руке и деньгами в другой. За ним так же быстро вскочил второй, совсем незнакомый человек, обернулся и несколько раз выстрелил в закрытую дверь, отчего пыльных лучиков в полутемной лаборатории стало в два раза больше.
Наступила тишина, и Нина поняла, что она кричит на одной пронзительной ноте. Второй человек жестко зыркнул желтыми глазами в ее сторону, руками что-то механически делая с револьвером. То же делал и Яков, совсем не смотревший на нее. Деньги он держал в зубах, они ему мешали, а спрятать пачку в карман он не догадывался. Нина замолчала, чтобы не мешать им своим криком.
Перезарядив наган, Викентьев стал рвать на себя ковер, закрывавший запасной выход. Топаз, мгновенно оценивший действия Викентьева, схватил за руку упирающуюся Нину, оторвал ее от стенки и рывком поставил перед дверью, затем распахнул дверь и из-за спины Нины выстрелил два раза. Но в первых дверях уже никого не было. Мертвый Батько лежал поперек ступенек, а два городовых прижались к ближней стенке и не были видны Топазу.