Империя полураспада
Шрифт:
Тогда юный Александр настолько увлёкся проблемами старообрядчества, что стал постоянным прихожанином единственного истинного православного храма на Рогожской заставе. Тем более, старообрядцы старались сохранить православную апостольскую религию без своевольных человеческих искажений. Но, к счастью, в семье Знатновых каждый человек считался с ранних лет личностью, и взрослые не препятствовали серьёзным решениям юноши. А когда сын Виктора Васильевича повёз дочку к старцу Николаю Гурьянову в храм, приютившийся на острове в Псковском озере – это выглядело, как
Самому Виктору Васильевичу пришлось пройти жизненный путь через другую эпоху, где диалектический материализм и научный коммунизм властвовали над умами трудящихся. Что поделаешь, народ всегда достоин своих вождей. Но принуждать детей к чему-либо Знатнов считал недопустимым Пусть они сами выбирают свой путь, на то они и человеки, сотворённые по Образу и Подобию.
– И меня туда же потянуло, – буркнул Виктор Васильевич.
А, может, не зря потянуло?.. Ведь суть научного коммунизма сводится к тому лишь, что человек приходит ниоткуда и уходит в никуда, успев пожрать, поспать, погадить и померть. Четыре «П». Эвклидов квадрат. Или четыре стороны света!
Но Правда ли это – как отзвук возникает «пятым колесом» новое «П»? Ведь у госпожи Природы нет ничего бессмысленного, нереального. Взять хотя бы общеизвестный круговорот воды. И все остальные материальные вещи должны иметь свой круговорот, возможно тесно переплетаясь даже с мистикой.
– У них своя жизнь, пускай сами решают, – опять вслух промолвил Виктор Васильевич и потянулся за книжкой.
Но никакое чтиво сейчас в голову не лезло. Из-за Ксюхи? Вполне допустимо. Ведь у девочки должен же когда-нибудь появиться воздыхатель. Это тоже Природою предопределено, ибо у любой пташки должно быть два крыла, иначе она никогда не взлетит, тем более не запоёт.
Что же так неспокойно-то сегодня? Может, атмосферное давление пошаливает? Человек живёт надеждою, ибо она одна знает, как выбраться из непроходимого болота. Именно Надежда, а никакая не Кривая вместе с Нелёгкою, как поёт Высоцкий, знаменитый артист из нашумевшего театра на Таганке.
В прихожей стукнула дверь. Странно. Сын не мог ещё вернуться – служба не кончилась. Ксюша? Она вечно ключи дома забывает. Или не забыла?
Виктор Васильевич поспешил в прихожую и обнаружил любимую внучку. В первое мгновение он её не узнал: перед ним стояла маленькая, сгорбленная старушка.
– Ксюха! Что случилось? Что с тобой, девочка? – кинулся к ней Виктор Васильевич.
Та, ни слова не говоря, прошла в комнату, осторожно присела на диван и закрыла лицо руками, плечи у неё подозрительно дрогнули.
– Ксюха, успокойся, всё проходит, пройдёт и это, – дед присел возле неё и обнял за лечи.
– Так было написано на кольце царя Соломона? – подняла на него Ксюша полные слёз глаза.
– Да.
В следующую секунду Ксения задрожала всем телом, и девочку настиг шквал истерических рыданий. Она уткнулась деду в модную джинсовую жилетку, громко и безутешно всхлипывая. Виктор Васильевич гладил внучку по голове, говорил какие-то несусветные вещи, пытаясь успокоить.
Ксения постепенно затихла. Виктор Васильевич уложил девочку на диван, укрыл её пледом и, пододвинув стул, сел напротив. Потом осторожно заглянул ей в глаза.
– Так. А теперь рассказывай, что случилось, и кто тебя обидел?
– Ничего не случилось, – устало проговорила девочка. – Не надо никаких разборок и, пожалуйста, никаких советов.
– Так. Ты помнишь наш уговор на всю оставшуюся жизнь?
– Помню, – кивнула Ксюша.
– Мы с тобой договаривались рассказывать друг дружке обо всех и всяческих, особенно неадекватных происшествиях. Так?
Ксюша молча кивнула.
– В чём же дело? – настаивал дед. – Или ты разрыдалась просто так, потому что очень захотелось, давно не плакала в жилетку?
– Давно, – согласилась девочка.
– Не вынуждай меня заставлять тебя рассказывать о своих проблемах.
– Ой! И как это будет выглядеть? – Ксюша кисло улыбнулась сквозь ещё не высохшие слёзы.
– Рассказывай, тебе говорят!
– Ну, хорошо, – согласилась девочка. – Мы с Сашкой встретились в метро на Арбате. Они там недалеко живут. Потом пошли к ним.
– Сразу?
– Да. Почти, – кивнула Ксюша. – По дороге Сашка рассказывал, что нашим знакомством больше всего интересуется его мама. Типа, не успел приехать в Москву, уже какую-то девочку подцепил. Что, все москвички такие? Но я на это замечание не отреагировала, потому что Сашкину маму ещё не знала, а как мальчишки могут исказить родительские нравоучения, – факт давно известный.
– Ладно. Давай дальше, – нахмурился Виктор Васильевич.
– Дальше мы поднялись в лифте. Кстати, они тоже на десятом этаже живут. Дверь открыла Сашкина мама. Пока Сашка показывал мне квартиру и свою комнату, нас не трогали. Потом его родители позвали нас на кухню испить растворимый ячменный напиток.
– Чёрный?
– Нет. Но с запахом настоящего кофе. Последний писк моды. Разве это имеет значение?
– Не знаю, – задумчиво произнёс дед. – Но постарайся не упускать никаких деталей.
– Во-первых, – заартачилась Ксения, – сейчас просто невозможно с точностью восстановить весь разговор, потому что он не имел для меня особого смысла. А во-вторых, мне кажется, что важны решительные моменты, а не сваленные в кучу «важные» детали – этакий словоблудный винегрет.
– Продолжай.
– Я помню, Сашкина мама начала разговор издалека, мол, по всей России о столице ходят плохие известия, что Москва – сплошное гнездо потребления колбасы, мол, даже финскую «Салями» только в столице купить можно, не говоря уже о «Докторской» за два двадцать, что москвичи никого, кроме себя, не любят и на лимитчиков смотрят, как в Америке на негров. А я спросила её: «Зачем же вы сюда ехали?».
– И что она ответила? – поднял дед правую бровь.
Ксюша знала, дедушка поднимает бровь, только если решает какую-нибудь важную задачу, поэтому постаралась вспомнить как можно подробнее «политический» разговор с родителями мальчика.