Империя сердца
Шрифт:
— Не отвергай меня, Люси, — прошептал он. — Пожалуйста.
Но Люси уже не могла остановиться. Она слышала свой голос, доносившийся словно откуда-то издалека:
— Так вот. Я благодарна вам, милорд, за оказанную мне высокую честь… И с удовольствием принимаю ваше предложение.
Эдуард судорожно вздохнул, поднес ее руку к своим губам и впился в нее поцелуем. В его глазах Люси прочла жар страсти, и в ней сразу же пробудился такой же пламень. Какая ей разница — любит он ее или нет. Лишь бы только оказаться с ним в одной постели.
Хриплым
— Я сделаю все, Люси, чтобы вы были счастливы. Клянусь вам.
— Надеюсь, милорд, мы будем счастливы оба.
Он взял ее за запястье, и Люси вся затрепетала.
— Сегодня утром вы назвали меня просто «Эдуардом». Мне ужасно хочется услышать это еще раз.
Она смотрела на него, вспоминая разговор, произошедший совсем в иных обстоятельствах.
— Имя — мощное оружие, милорд. Мне говорил один умный человек, что обращаться с ним нужно осторожней.
Эдуард улыбнулся, тоже вспомнив купца Рашида, и прошептал по-пуштунски:
— Ах, англичанка, вы, британцы, не боитесь называть человека по имени. Так окажи же мне эту небольшую услугу.
При звуках знакомого голоса, голоса Рашида, кровь закипела у нее в жилах. Желание припасть к его груди стало таким сильным, что по телу огненной волной прошла дрожь. Люси резко отвернулась и прижала ладони к пылающим щекам.
— Назови меня по имени, Лю-си, — прошептал он. — Скажи, что хочешь стать моей женой.
И она тоже ответила ему по-пуштунски, ибо говорить правду на этом чужеземном наречии было гораздо легче, чем по-английски:
— Да, Эдуард, я хочу стать твоей женой.
— Ну вот и отлично, — довольным тоном резюмировал он. — Не будем тянуть со свадьбой.
Свадьбу назначили на пятнадцатое июля, то есть через три недели и один день с момента, когда было сделано официальное предложение. Приготовления шли полным ходом, чему немало способствовали объединенные усилия лорда Трисса и леди Маргарет.
Мачеха Люсинды сполна проявила свои недюжинные организаторские способности, хоть на душе у нее скребли кошки. Обидно было думать, что такой замечательный жених достался нелюбимой падчерице, а бедняжка Пенелопу осталась ни с чем. Леди Маргарет все время разрывалась между двумя противоречивыми чувствами: с одной стороны, ей хотелось произвести впечатление на лондонский свет, с другой — испортить падчерице всю свадьбу.
— Это просто возмутительно — назначать свадьбу сразу же после обручения, — набросилась она на Люсинду как-то утром. — Ты только подумай, Люси, что станут говорить люди? Что они подумают! Провоцировать сплетни — вот как это называется.
— Разумеется, люди подумают, что я беременна, — с возмутительным безразличием ответила на это падчерица. — Скажите лучше, матушка, как нам быть с копченой лососиной?
— «Беременна»? Девушки из приличной семьи таких слов не произносят! Так что ты спрашиваешь про копченую лососину?
— Матушка, успокойтесь, к счастью, я не беременна. Пусть ваши приятельницы, если они умеют считать, подсчитают месяцы. До рождения ребенка пройдет никак не меньше девяти. — И на одном дыхании продолжила: — Шефу надо сказать, что к свадебному завтраку обязательно должна быть подана копченая лососина. Я, например, ее очень люблю.
Позднее леди Маргарет доверительно сообщила своим близким друзьям (примерно сорока дамам), собравшимся послушать, как Амелия Фулкс играет на арфе:
— Она совершенно не думает о приличиях! Представляете, собирается обойтись без белого платья! Говорит, что белое ей не к лицу. Между нами говоря, это сущая правда. Однако, по крайней мере, она могла бы сделать вид, что все еще невинна! Бедняжка Пенелопа ведет себя очень великодушно, собирается своим присутствием (она будет подружкой невесты) несколько скрасить неприличие. Конечно, Пенелопе придется надеть что-нибудь розовое — иначе сравнение будет слишком уж жестоким.
— Представляю, как бесится эта Пенелопа из-за того, что Бомон достался ее сестрице, — пронзительным шепотом заметила вдовствующая герцогиня Эшфордская своей соседке. — Уж она крутила хвостом, вертела, а все равно у нее ничего не вышло.
Леди Маргарет кинула свирепый взгляд на неделикатную герцогиню и заявила:
— Моя Пенелопа слишком благоразумна, чтобы выходить замуж за человека, который половину времени проводит неизвестно где. Моя дочь доверит свою жизнь лишь такому джентльмену, который способен оценить ее деликатную душу.
— Ну-ну, — пробурчала герцогиня. — Тогда в женихах недостатка не будет. По части тонкости и деликатности девчонка похожа на телеграфный столб.
И в самом деле несчастная Пенелопа довольно быстро оправилась от удара судьбы. Двое суток она предавалась истерике, а затем решила, что будет куда правильнее делать вид, будто лорд Эдуард де Бомон ничуточки ей не нравился и она вовсе не собиралась выходить за него замуж. Срочно понадобился новый ухажер, и Пенелопа остановила свой выбор на достопочтенном Перегрине Питерсхэме. Мистер Питерсхэм был младшим сыном графа, имел приличное состояние и обладал типично британской светловолосой миловидностью. К тому же он был художником.
Леди Маргарет тоже сочла, что мистер Питерсхэм вполне может заменить неверного лорда Эдуарда. Во-первых, он был почти так же богат, а во-вторых, его картины уже трижды выставлялись в Королевской академии. Пенелопа и леди Маргарет были абсолютно равнодушны к искусству, искренне полагая, что писать картины — пустая трата времени, когда можно то же самое сделать при помощи фотографической камеры. Однако мистер Питерсхэм обладал в обществе репутацией светоча культуры, а это было очень важно. Леди Маргарет стала приглашать его на все многочисленные празднества, предшествующие бракосочетанию, мысленно прикидывая, сколько времени понадобится молодому человеку, чтобы созреть до предложения. Неплохо было бы, например, сыграть вторую свадьбу к Рождеству…