Империя сосредотачивается
Шрифт:
А между тем Мыкола Викторыч зачитал последний указ со столика и больше там ничего не осталось, забыли что ли про меня с Анютой, в тоске подумал я, но оказалось, что нет, совсем даже и не забыли, а наоборот. Специальный товарищ, скромно сидевший всю дорогу на краю президиума, поднялся и сказал, что открытая часть награждения закончена, все награжденные товарищи свободны, равно как и съемочная группа, всем спасибо, а ненагражденные граждане остаются сидеть на своих местах и дожидаться продолжения церемонии в закрытом так сказать режиме.
Ну чо, остаемся и ждем — Анюту аж гордость
Спасибо, кэп, принял к сведению, кэп, отсигнализировал я голосу. А тем временем, как только за вышедшими гражданами закрылась дверь, в зале осталось походу человек 15 всего, в том числе и Владиленыч в левом углу нарисовался, подмигнув мне через весь зал. Мыкола Викторыч сдвинулся к краю стола, открылась дверь в конце зала, и оттуда вышел Михал Сергеич Гробачев собственной персоной, правая рука на перевязи, но лицо бодрое и веселое, а за ним еще и Черненко… да, похоже он. И церемония продолжилась.
— За мужество и героизм, проявленные при выполнении ответственного государственного задания орденом Ленина с присвоением звания Героя Советского Союза награждается Сорокалет Сергей Владимирович, — негромко огласил очередной указ Сергеич и посмотрел на меня.
Я встал, неловко одернул пиджак и протиснулся мимо черного товарища на выход. Как и что я там говорил в микрофон, если честно, не очень отчетливо помню, что-то сказал и ладно. Потом то же самое повторила Анюта, гораздо веселее, чем у меня, у нее это дело пошло — надо будет поощрить зама по связям с общественностью, подумал еще я. А дальше назвали имя нашего иностранного соседа, он оказался Качиньским Анджеем Болеславичем, надо же, поляком он оказался.
Анджей Болеславич пошел к сцене и тут у меня внутренний голос заверещал на совсем уже высоких нотах, во вторую октаву перешел. В растерянности я посмотрел вокруг, ничего такого как будто и нет, ну на всякий случай, вспомнив соответствующую страницу из учебника гражданской обороны, наклонился вниз и Анюту попросил помочь мне найти что-то там мной потерянное… а, пусть будет кошелек, обронил я его кажется, помоги, родная…
После этого я еще услышал истерический возглас поляка, что-то вроде «Ще не згинела Польска», и сразу вслед за этим раздался взрыв…
Очухался я не знаю, через какое время, но очухался — в голове звенит, в воздухе клубы дыма медленно оседают, передние стулья на меня сверху навалены горкой. Проверил Анюту, вроде дышит, видимых повреждений нет… посмотрел налево, где сидел гб-шник… тот лежал на спине и вместо головы у него был кровавый такой пузырь, я с трудом сдержал рвотные позывы, но сдержал. Посмотрел налево в сторону главного прохода, там что-то катилось от сцены в нашу сторону…
Что я мог ответить голове Михал Сергеича… ничего я не смог ей ответить, только попытался загородить эту картину от очнувшейся Анюты. Не удалось, все она увидела и начала мучительно и долго блевать в промежуток между двумя сломанными креслами… Тут набежала охрана, начали выводить тех, кто мог идти, и выносить тех, кто не мог. Хотел было помочь, но не совладал с дрожащими ногами, так что мы сами с бедной Анютой выползли из этого проклятого зала. Нам показали, куда идти, в соседнюю комнату, там уже разворачивался походный лазарет, медики внимательно осмотрели нас, ничего серьезного не обнаружили, ссадины и царапины разве что зеленкой замазали, и потом на нас перестали обращать какое-либо внимание, других срочных дел полно у людей было.
— А ведь этот поляк-то рядом с нами сидел целый час… — вдруг проснулась Аня, — а если б он там взорвался, а не на сцене?
— Не нужны мы ему были, Анечка, у него другая цель была, — медленно ответил я, мысли слушались с трудом, — так что взорваться рядом с нами он только по случайности мог.
— Но ведь мог? — продолжила она свою мысль.
— Но ведь не взорвался? — ответил я вопросом на вопрос. — Так что успокойся, для нас все позади… пока…
— А в проходе это ведь голова Гробачева катилась, я не ошиблась?
— Нет, Аня, не ошиблась, это михал-сергеичева голова была, — с некоторой опаской ответил я, опасаясь очередного приступа рвоты, но вместо него последовало:
— Кто ж теперь страной-то управлять будет?
Хм, логичный вопрос, ничего не скажешь…
— На заседании Политбюро решат, кто… вот сегодня или завтра с утра и решат.
— А ты как думаешь, кто это будет?
— Ну давай вместе подумаем… Черненко с Подгорным, я так понимаю, вместе с Гробачевым погибли, их можно вычеркнуть. Кто там остается? Громыко, Пельше, Гришин, Тихонов это старая гвардия, может быть, но вряд ли… Мазуров, Романов, Щербицкий — регионалы, очень маловероятно, а вот Косыгин, Кулаков и Устинов — это вполне возможно… я бы на Устинова поставил, сейчас в стране порядок начнут наводить, тут армейская закалка самое бы то было… хотя Косыгин тоже неплохой вариант, но у него кажется здоровье не очень…
— А кто вообще взрыв-то этот устроил и зачем, как ты думаешь? — переключилась Анюта.
— Ну судя по фамилии этого террориста и по тому, что он там кричал (- а что он кричал? — ще Польска не згинела, первая строчка гимна Польши), это польские дела… у них с 18 века на нас зуб есть, после того, как мы поделили эту Польшу на три кусочка… а потом еще была война в 20-м году, а потом еще освободительный поход в 39-м… и плюс темное дело в Катыни добавилось…
— В Хатыни, ты хотел сказать? — поправила меня Аня.