Империя страха

Бардин Юлиан Андреевич

Тем временем Чижов приблизился к тому моменту, когда его привезли в незнакомую квар­тиру и требовали отдать какую-то картину.

В эту секунду Антон не выдержал и прервал рассказчика — подавшись вперед всем корпу­сом, он переспросил:

— А какую именно картину? Они не описы­вали ее? — Голос был по-прежнему тверд и спокоен, лишь в глазах Лямзина промелькнула ми­молетная искорка скрытой заинтересованности. Чижов задумчиво наморщил лоб, силясь вспомнить подробности недавнего разговора, и, подбирая слова, начал объяснять:

— Вроде бы на картине

была изображена какая-то церквушка и то ли столб, то ли де­рево...

— Может, молоденький дубок? — высказал предположение Лямзин, внутренне сжимаясь от невероятной догадки.

Иваныч звонко хлопнул в ладоши, как будто аплодировал сообразительности собеседника, и торопливо выпалил:

— Точно! Именно об этом они и говорили.

На лбу комитетчика проступила липкая ис­парина, и он потянулся к лежащему в кармане носовому платку, издав при этом протяжный вздох.

Паша обменялся с каскадером недоумен­ным взглядом и спросил, обращаясь к майору:

— Ты что-то об этом знаешь? — Заметив на лице школьного приятеля победоносную улыб­ку, Аникеев обиженно протянул: — Чего ты лыбишься, как будто перед тобой сидят два идио­та? Может, все-таки объяснишь нам, что проис­ходит?

— Извини, старик, — отозвался Антон и вме­сто ответа на вопрос достал из кармана копию рукописи. — Прочтите вот это, и вам тоже сразу все станет ясно.

Чижов подвинул к себе смятые листы руко­писного текста и углубился в чтение. Паша не замедлил присоединиться к товарищу, пере­гнувшись через его плечо и близоруко всматри­ваясь в корявый старческий почерк.

По мере того как приятели проникали в смысл пляшущих строчек, их лица приобретали недоуменное выражение, граничащее с откро­венным изумлением.

Наконец Аникеев не выдержал и вопроси­тельно уставился на майора:

— И ты хочешь, чтобы мы в это поверили? Бред какой-то, — говорящий нервно передернул плечами и закончил: — Ну, золото — это еще куда ни шло, а вот остальное...

Лямзин вновь улыбнулся, и от этой улыбки повеяло могильным холодом:

— Я тоже так думал сначала, но события последнего дня, а тем более рассказ Ивана, — Антон качнул головой в сторону притихшего каскадера, — заставили меня уверовать в прав­доподобность написанного. Больше того, — привел весомый аргумент майор, — я видел ма­ленький осколок описанного здесь материала, который попал в нашу лабораторию, а после этого у меня спешно отобрали дело.

— Де-е-ела, — протянул озадаченный Ани­кеев и уставился на Чижова, — а ты что думаешь по поводу всего услышанного и прочитанного?

Иваныч неторопливо поднялся из-за стола и подошел к широкому окну, задумчиво уставив­шись куда-то вдаль. В кухне воцарилась напря­женная тишина. Наконец Ваня заговорил:

— У меня есть только один способ избежать многочисленных неприятностей, — его голос звучал уныло и обреченно, как у лежащего на смертном одре человека, — надо самому попы­таться отыскать этот клад или черт его знает, что там еще.

Здоровяк повернулся к бывшему однокласс­нику и спросил:

— Ты тоже так считаешь?

Лямзин сплел пальцы в замок и громко хрустнул костяшками, сильно вывернув руки; наконец он произнес:

— Меня тоже пытались убить, но не это главное... — На несколько минут Антон заду­мался, глядя в широкую спину каскадера, а за­тем продолжил: — Я не люблю, когда со мной обращаются как с тряпичной куклой. Короче говоря, я согласен с Иванычем, назовем это праздным любопытством.

Чижов резко обернулся и впервые за все время разговора дружелюбно посмотрел на ко­митетчика, а затем спросил, обращаясь к Ани­кееву:

— Паша, ты с нами или как?

Хозяин квартиры замялся, не зная, что ска­зать, — по его одутловатому лицу побежали кра­сные пятна, а в глазах отразилась явная нереши­тельность.

Подойдя вплотную к каскадеру, он положил массивную ладонь на его плечо и, поколебав­шись, изрек:

— Пожалуй, я воздержусь. Я настолько об­рос привычным бытом, что... — Здоровяк пы­тался найти разумное обоснование прозвучав­шему отказу, но в конце концов тихонько выру­гался себе под нос и честно признался, глядя в глаза собеседнику: — К черту все красивые фра­зы! Мне просто страшно, я боюсь потерять то, что уже имею. Но если от меня потребуется по­мощь... — Слова иссякли, но за них договорил многозначительный взгляд.

Никто не решился что-либо возразить или осудить товарища за честность: и Чижов и Лям­зин молчали, потупив взгляд, как будто это они проявили стыдливое малодушие, за которое, впрочем, нельзя было строго судить искреннего Пашу.

Антон, чтобы замять неловкость прозвучав­шего признания, нарочито весело выпалил:

— Вот и отлично, поделим барыши на двоих. Лица присутствующих озарили натянутые улыбки, а майор продолжил, прямо взглянув на толстяка:

— Дашь мне свою машину?

— А заодно и ключи от квартиры, где деньги лежат, — поддержал его Иваныч, звонко хлоп­нув Аникеева по плечу.

Паша уловил произошедшую перемену на­строений и понял, что над ним куражатся толь­ко затем, чтобы прийти ему на помощь, поэтому он дурашливо скуксился и запричитал:

— Давайте, можно... можно грабить несчаст­ного лопуха, воспользовавшись его беспомощ­ностью и слабым здоровьем.

На этот раз в тесной кухоньке прокатился дружный, искренний хохот.

— Слабое здоровье, — передразнил его Ива­ныч и беззлобно пошутил: — Да на тебе пахать надо.

Не обращая внимания на последнюю репли­ку, Аникеев заговорил, но уже более серьезно:

— Ключи от квартиры я вам вряд ли дам, а вот от дачи — ради Бога, — здоровяк вышел в коридор, покопался в карманах висящей на ве­шалке куртки и вернулся, держа в руках позвя­кивающую связку блестящих ключиков. — Этот от машины, — принялся объяснять он, — а эти три от моего загородного именьица.

Чижов закурил очередную сигарету и пере­спросил:

— Это, случайно, не там, где мы отмечали твой день рождения?

Смешно раздув щеки, Аникеев удивленно округлил глаза и не преминул заметить: