Империя страха

Бардин Юлиан Андреевич

Лямзин, не сказав ни слова в ответ, направился к светящейся галерее ночных киосков, извлекая на ходу тонкую пачку изрядно потрепанных купюр.

Им потребовалось около часа, чтобы добраться до дачи Чижова.

Одиноко стоящий дом по-прежнему выглядел унылым, темным и безлюдным. Дверь была распахнута настежь, качаясь и поскрипывая на холодном ветру.

Зайдя в прихожую, Ваня включил свет и несколько отрешенным взглядом уставился на разбитое окно.

— Значит, здесь все и начиналось, — больше утверждаясь

в своих словах, чем спрашивая, протянул майор.

— Угу, — промычал каскадер и, принеся из спальни полосатое верблюжье одеяло, принялся занавешивать зияющее окно.

Антон уселся за круглый, местами облупившийся столик и вытряхнул на него содержимое пластикового пакета. Литровая бутылка «Абсолюта» покатилась по крышке, рискуя свалиться на пол, но Лямзин без труда перехватил ее и привел в устойчивое, вертикальное положение.

— Холодно у тебя, — бесцветным голосом произнес майор, когда к нему присоединился хозяин дома.

— Сейчас растоплю печку, — охотно отозвался Чижов и поднялся, чтобы выполнить свое обещание.

Но Антон остановил товарища:

— Брось, обойдемся... Давай лучше тару.

Пройдя на кухню, Иваныч извлек из старенького покосившегося буфета граненые стаканы и поставил их на круглый столик.

— Почему три? — удивился Антон, но тут же все понял и потупил глаза: — Хотя да, все правильно...

Издав глухой хлопок, открылась блестящая пробка, и прозрачная жидкость забулькала в наклоненном горлышке пузатой бутылки.

Поднеся наполненный до краев стакан к губам, майор сказал:

— Не будем чокаться...

— Почему? — искренне удивился Ваня и, легонько стукнув граненым сосудом по одиноко стоящему в сторонке собрату, на котором лежал аккуратно отрезанный ломтик белого хлеба, до­бавил: — Глупые предрассудки. Будь здоров, Юрик.

Антон не последовал примеру друга. Лишь грустно посмотрев на третью посудину, он зал­пом осушил собственный стакан до дна.

На какое-то время в комнате воцарилась уг­рюмая тишина, и было слышно, как в печной трубе завывает пронзительный ветер и шуршит под окном облетевшая листва.

Спустя час бутылка наполовину опустела, а мужчины почувствовали страшную усталость и безмерное опустошение.

— Пойдем спать, — предложил Иваныч, поднимаясь из-за стола.

— Что-то мне не хочется, — вяло отозвался Лямзин и тут же добавил: — Ты иди, а я еще по­сижу.

Чижов не стал уговаривать приятеля, оста­вив его один на один с собственными мыслями. Пройдя в спальню, Ваня, не раздеваясь, зава­лился на кровать и уже через несколько секунд забылся глубоким сном.

Проснулся Иваныч от нестерпимо-яркого света, который слепил даже сквозь плотно при­крытые веки.

Открыв глаза, он недовольно поморщился, загораживаясь ладонью от настойчивого солнеч­ного луча, и улыбнулся. Улыбка получилась искренней и наивной, как у не обремененного за­ботами младенца.

Но тут же Чижов вспомнил события минув­ших дней — бессмысленные смерти, самой глу­пой из которых была гибель Гвоздика, — и его веселость как ветром сдуло.

Рядом на кровати похрапывал Антон, завер­нувшись в старую, местами вылинявшую шубу, которую, наверное, носил еще дед каскадера. Лежа на боку, майор подставил солнечным лу­чам широкую спину, а на его лице застыла жут­кая гримаса отчаяния и боли.

Ване показалось, что Лямзин не дышит. Раньше, до всего произошедшего, он бы даже не обратил на это внимание, но теперь к его сердцу подкралось неприятное предположение, и он энергично затряс товарища.

Не меняя позы, Антон медленно открыл глаза и уставился на приятеля ничего не выра­жающим взглядом, как будто впервые в жизни видел перед собой этого человека.

— Ты чего? — так же отрешенно спросил майор.

— Ничего, — выдохнул Иваныч, устыдив­шись своего неожиданного страха, — ничего, — повторил он и добавил: — Спи, просто помере­щилось что-то.

Антон приподнялся на локтях и поморщил­ся, приложив ко лбу ладонь:

— Голова трещит, сил нет. Может, у тебя есть какое-нибудь лекарство? — скрипучим го­лосом поинтересовался он.

Встав с постели и потянувшись до хруста в костях, Чижов иронично произнес:

— Если ты все не выпил, то лекарство най­дется.

Пока Иваныч умывался у ржавого крана ржавой же водой — водопровод был единствен­ным достижением цивилизации, которая кос­нулась этого уголка Подмосковья, — Лямзин, кряхтя и отдуваясь, как старая паровая машина, вышел на ветхое крылечко и подставил лицо ярким лучам прощального осеннего солнца.

Причудливые зайчики играли на золоченых куполах стоящей неподалеку церквушки, и майор невольно залюбовался живописным зрелищем.

Блуждающая улыбка растянула его тонкие губы, а в глазах появился озорной блеск. Зало­жив руки за голову, майор принялся энергично поворачиваться из стороны в сторону — его кор­пус вертелся вокруг талии, как глобус вращается на неподвижном металлическом стержне.

И вдруг Антон застыл, так и не успев вер­нуться в исходное положение, повернувшись вполоборота к стоящей в отдалении церкви.

— Иваныч! — не своим голосом закричал майор, — Иваныч, скорей сюда!

Чижов, услышав крик товарища, бросил в раковину кусок хозяйственного мыла и как был без рубашки, в одних помятых и перепачканных брюках выскочил на крыльцо.

— Ты чего вопишь, как будто тебя режут, — несколько раздраженно проворчал он, — что, нельзя было подождать пару минут?..

— Да погоди ты, — перебил его Антон, — лучше посмотри на это, — он указал на храм, — тебе ничего не напоминает такой пейзаж?

Чижов проследил за рукой товарища и едва сдержался, чтобы тоже не закричать.