Империя Страсти
Шрифт:
— Если ты трахнешь другую женщину, я трахну мужчину и заставлю тебя смотреть.
— Ох, я не буду смотреть, дорогая. Он будет наблюдать, как я заставлю тебя выкрикивать мое имя, пока ты будешь скакать на моем члене, как грязная маленькая шлюшка, а когда у него встанет, я перережу ему горло и трахну тебя раком в его крови.
Мой желудок сжимается, и на мгновение я думаю, что он шутит или что это извращенная галлюцинация, но темный блеск, пылающий в его глазах, не что иное, как жажда насилия.
Извращенное
— Ты болен, Кингсли.
— А ты краснеешь.
— Я в бешенстве.
— Семантика.
Я выпускаю длинный глоток воздуха.
— Я серьезно. Никаких других женщин.
— Конечно. Цена признание того, что ты моя.
— Нет.
— Тогда мы сделаем все, по-моему, и поверь мне, ты еще пожалеешь об этом решении. — он бросает полотенце на пол и поворачивается, его плечи напряжены. — Спускайся, когда будешь готова.
После его ухода в комнате становится необычно холодно, и не знаю, почему я дрожу, как бездомный котенок, попавший под дождь.
Это не страх.
Я отказываюсь верить, что это страх.
Накинув одну из рубашек Кингсли, которая проглатывает меня целиком и доходит до середины бедра, я спускаюсь по лестнице.
Я благодарна, что у него нет обслуживающего персонала, чего следовало бы ожидать в таких особняках, как его. Похоже, они приходят днем и уходят до его возвращения домой.
Я останавливаюсь перед картиной с демоном. Теперь, зная значение и историю, она приобрела другой, более зловещий оттенок. Я не могу не думать о молодом Кингсли, который смотрит на демонов, которые могут отражать, а могут и не отражать тех, что внутри него.
Они у него уже давно. С тех пор, как он был в подростковом возрасте. И, возможно, именно они привлекли меня в нем в первую очередь.
Прогоняя это неприятное озарение, я иду на звук звенящей посуды, доносящейся из кухни.
Она просторная, со встроенной мраморной стойкой и стальным оборудованием, подходящим для кухни шеф-повара.
Спина Кингсли, кажется, утратила прежнее напряжение, когда он стоит над плитой.
Но я не испытываю облегчения, потому что если я что-то и узнала об этом человеке, так это то, что он имеет докторскую степень по скрытию эмоций.
То, что он показывает, почти никогда не является тем, что он скрывает.
Я пробираюсь к нему и на мгновение сосредотачиваюсь на всех ингредиентах и готовящихся блюдах.
Чечевичный суп, я полагаю. Грибной соус и что-то с бараниной.
Когда он вообще успел купить продукты? Более того, почему он выглядит так, словно находится в своей стихии, нарезая овощи на мелкие, идеально симметричные кусочки?
— Не знала, что ты умеешь готовить.
— Ты многого обо мне не знаешь, — говорит он, не глядя на меня.
— Когда
— В раннем детстве. Мой дед говорил, что секретный рецепт могущественного лидера заключается в том, чтобы знать, когда, как и как долго нужно перемешивать людей, находящихся в его распоряжении. Приготовление еды то же самое. У каждого ингредиента есть своя схема и цель — приготовить идеальное блюдо.
— Ты только что сравнил людей с блюдами?
— Ингредиентами. Блюдо это результат, то есть деньги, которые они приносят на стол, работая или предаваясь потребительской культуре.
— Ты капиталистическая свинья с макиавеллистским складом ума.
— Подай в суд на мой банковский счет.
— То, что ты богат и привлекателен, не дает тебе права эксплуатировать людей или обращаться с ними как со скотом.
— Я слышал только богатую и привлекательную часть.
Он делает паузу, когда наконец поднимает голову и фокусирует взгляд на мне.
От бури, подобной огню, которая разгорается в его глазах, у меня перехватывает дыхание. Он смотрит на меня так, словно я его любимое блюдо. А не просто ингредиент.
Мне требуется все силы, чтобы не скривиться и не выдать, о чем я думаю.
— Ты выглядишь сексуально в моей рубашке.
Я прочищаю горло, совершенно не зная, как принимать комплименты.
— Я подумала, что это лучше, чем травмировать нас обоих, снова одалживая одежду Гвен.
— Мы кое в чем согласны.
Он достает тарелку, все еще выглядя полностью в своей стихии.
Должно быть, он все время готовил для Гвен. Нейт упоминал, что она хорошо готовит и еще лучше печет.
Два качества, которых у меня определенно нет.
Я живу на консервах, еде на вынос, а недавно у Кэлли пригорела посуда.
— Ты был близок со своим дедушкой? — спрашиваю я, затем делаю паузу из-за ноющего ощущения в голове.
Почему я хочу узнать о нем больше, когда я только что провела твердую линию наверху?
— Не очень, поскольку он умер, когда я был еще маленьким. Но я считаю этот дом его наследством, а не моего отца. Потому что отец использовал его как залог, лишился его, а потом снова купил. Так что это определенно не то, чем он дорожил.
— Потому что он отдал его Сьюзан?
— Это и тот факт, что он несколько раз выставлял его в качестве залога даже после того, как потерял его.
— Сьюзан могла манипулировать им.
— Если только Сьюзан не обладает талантами черной магии, она ни к чему его не принуждала. Он подкаблучник, но не настолько, чтобы он потерял рассудок. Тем не менее, он все равно подкаблучник.
— Именно поэтому ты из кожи вон лез, доказывая, что у него был маразм за несколько месяцев до смерти? Что-то вроде последнего «да пошел ты»?