Империя ученых (Гибель древней империи. 2-е испр. изд.)

Малявин Владимир Вячеславович

Подобные оценки отражают только субъективное мнение их авторов. Что касается самих евнухов, то они остереглись придавать своей акции идейную окраску. Почти во всех известных случаях поводом для увольнения служили те или иные формы личных связей с мятежными сановниками – иначе говоря, преследовали их не за политические взгляды, а в соответствии с нормами политической жизни того времени. Некоторые известные враги евнухов вообще избежали наказания. Разумеется, бюрократия встретила действия евнухов в штыки. Многие служащие в провинциальной администрации укрывали людей «клики» или, подобно правителю Пинъюаня Ши Би, саботировали указ об их аресте [Хоу Хань шу, цз. 64, с. 11б]. Охотно предоставляли убежище опальным деятелям «чистой» критики и могущественные кланы на местах. Так, один из лидеров столичных учащихся Хэ Юн более десяти лет скрывался в домах «возвышенных мужей» Жунани, причем «слава его гремела повсюду в Юйчжоу и Цзинчжоу». Вместе с несколькими членами именитых семейств Жунани Хэ Юн создал тайную организацию помощи репрессированным поборникам «чистоты» в столице. Им удалось, если верить хронистам, спасти от расправы «очень многих» врагов евнухов – несомненно, благодаря симпатии и поддержке многих влиятельных лиц в администрации [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 36а, цз. 74а, с. 1б].

Глубокое недовольство элиты позднеханьского общества политикой императора получило и идейное выражение. Среди попавших в опалу деятелей было немало известных ученых, восполнивших вынужденное политическое бездействие интенсивной преподавательской и комментаторской деятельностью (к их числу принадлежал и авторитетнейший конфуцианец того времени, автор классического комментария к Пятикнижию Чжэн Сюань). Все они отвергли ханьскую официальную каноническую традицию – так называемую школу новых письмен, которая потеряла всякую популярность и исчезла еще до падения династии. Сохранились и конкретные свидетельства ученой критики ханьского двора. Так, Сюнь Шуан, скрывавшийся на восточном побережье империи, создал новое толкование «Книги Перемен», в котором провозглашал право «героических людей» свергнуть неправедную власть [Chen Chi-yun, 1975, с. 29]. Другой репрессированный ученый, Хэ Сю, в своих разъяснениях к древней летописи «Гунъян» много места отвел критике дворцовых узурпаторов и апологии «возвышенных мужей», отказывающихся служить в знак протеста против несправедливой политики государя [Ёсикава, 1976, с. 72].

Тем временем явное и скрытое противоборство между евнухами и поборниками бюрократической справедливости не ослабевало. Причиной очередного инцидента стала судьба императрицы Доу. Лишившаяся после гибели отца власти, родственников и друзей, она доживала свои дни в Облачной башне. Евнух Дун Мэн, пытавшийся наладить отношения между ней и Лин-ди, был убит по приказу Ван Фу. К тому же в марте 171 года Лин-ди женился и обрел полную самостоятельность. В следующем году вдовствующая императрица умерла от неизвестной болезни. Распространился слух, что ее умертвили евнухи, и однажды на воротах дворца появилась надпись, которая гласила, что в государстве воцарилась смута, что Цао Цзе и Ван Фу убили вдовствующую императрицу, Хоу Лань перебил множество достойных мужей, а сановники «служат как трупы» и никто из них не смеет встать на защиту справедливости. Для поимки авторов надписи были перекрыты дороги, поднята на ноги дворцовая гвардия, но тогдашний инспектор столичного округа Лю Мэн, втайне ненавидевший евнухов, не спешил с расследованием. Минул месяц, а преступники так и не нашлись. Лю Мэна понизили в должности, а на его место был назначен генерал Дуань Ин, верный союзник гаремных служащих. Предпринятые Дуань Ином розыски тоже не дали результата, но, прекрасно зная, где гнездилась крамола, Дуань Ин приказал арестовать свыше тысячи учащихся Столичной школы [Хоу Хань шу, цз. 78, с. 21а]. На сей раз, по-видимому, обошлось без казней, но школа старого закала – центр политической агитации – безвозвратно ушла в прошлое. Фань Е отмечает, что после «запрета клики» учащиеся занимались больше торговлей и сочинением доносов друг на друга [Хоу Хань шу, цз. 79а, с. 4а]. Правда, еще в начале 177 года более сотни учащихся старше 60 лет(!) были отобраны на службу, но эта акция, учитывая возраст рекомендованных, была чисто символической [Хоу Хань шу, цз. 8, с. 8б]. Предпринятая в 176 году правителем области Юнчан Цао Луанем попытка добиться помилования участников «клики» успеха не имела. Лин-ди подтвердил эдикт 169 года и распорядился проверить, не состоят ли на службе лица, подпадавшие под запрет. Цао Луань погиб в тюрьме [Хоу Хань шу, цз. 8, с. 8б, цз. 67, с. 8а].

Сопротивление служилых верхов заставило императорских фаворитов из гарема искать идейную альтернативу бюрократии. Не имея опоры в конфуцианстве, евнухи в середине 60-х годов выступили инициаторами введения во дворце культа Лао-цзы и Будды²⁶. При Лин-ди евнухи попытались вырвать из рук конфуцианской бюрократии монополию на образование. В 178 году была учреждена Школа у ворот Хунду (Хундумэнь сюэ), где числилось более тысячи учащихся. Формально отбирали их высшие сановники, на деле же, как показывают негодующие отклики некоторых служилых людей, всем распоряжались евнухи. В новой школе вывесили портреты Конфуция и его учеников, но преподававшаяся там премудрость была низведена до безобидных упражнений в каллиграфии, дополнявшихся сочинением од (фу) – произведений чисто беллетристических. И то и другое делалось в угоду личным вкусам Лин-ди. Сановник Ян Цы, протестуя против засилья «приспешников наложниц и властителей гарема», назвал школу «сборищем ничтожеств, которые благодаря своим каракулям и детским забавам пользуются высочайшей милостью» в то время как «истинные ученые вынуждены прозябать в глуши [Хоу Хань шу, цз. 54, с. 24а-б].

Помимо учащихся Школы у ворот Хунду новой категорией кандидатов в чиновники стали так называемые Почтительные сыновья холма Сюань-лин (место захоронения Хуань-ди), которых Цай Юн охарактеризовал как «несколько десятков низких людишек с рынка». Отбирались они евнухами и назначались как раз на те должности, которые ранее предоставлялись успешно выдержавшим экзамены в Столичной школе [Хоу Хань шу, цз. 60б, с. 13б]. Таким образом, в царствование Лин-ди евнухи попытались обеспечить себе особые каналы отбора чиновников, практически вытеснившие регулярную систему выдвижения на службу.

Благородный муж превыше всего почитает долг. Благородный муж, наделенный отвагой, но не ведающий долга, может стать мятежником. Низкий человек, наделенный отвагой, но не ведающий долга, может пуститься в разбой.

Конфуций

И все-таки даже чрезвычайные полномочия и полное доверие императора не избавили евнухов от бюрократической оппозиции. Они оставались, по сути, временщиками, и редко кто из них умирал естественной смертью. В 172 году был вынужден покончить с собой Хоу Лань, обвиненный группой сановников в злоупотреблении властью. Спустя семь лет сановники Ян Бяо и Ян Цю обвинили Ван Фу в казнокрадстве и добились его казни [Хоу Хань шу, цз. 54, с. 29а, цз. 77, с. 14а]. Тогда же Лин-ди по ходатайству чиновника Хэ Хая ограничил сферу действия закона о «запрете клики» родственниками в третьем поколении²⁷. В свою очередь Ян Цю пал жертвой мести евнуха Цао Цзе. Одним словом, «запрет клики» не устранил, да и не мог устранить острых внутренних противоречий позднеханьского режима. Борьба за власть во дворце и в государственном аппарате протекала в прежних формах и не утратила прежнего накала.

Политическая борьба в царствование Лин-ди побуждает еще раз критически оценить позиции враждовавших сторон и характер их противоборства. В ходе этой борьбы мы наблюдаем не трансформацию политического режима, но скорее параллельное нарастание двух тенденций: возвышение временщиков «женской половины дворца» и усиление оппозиции регулярной бюрократии. С данным обстоятельством связана странная особенность политического развития того времени: глубокая поляризация внутри господствующего класса империи отнюдь не привела к четкому размежеванию группировок, столь яростно травивших друг друга.

Евнухи объединялись лишь в экстренных случаях, когда – как было в середине 60-х годов – на карту было поставлено самое их существование. Более того, евнухи не смогли выдвинуть никакой альтернативы бюрократическому порядку. На практике они, как и их противники, опирались на фракционалистские личные связи, хотя положение первых было в целом более неустойчивым. Признавали евнухи и ценности служилой элиты²⁸. В противном случае едва ли Чжан Жан мог, по отзыву хрониста, «устыдиться» обструкции, устроенной ему авторитетными мужами Инчуани. Попытки же евнухов выработать собственную идеологическую платформу были половинчатыми и эфемерными. Официальный культ Лао-цзы не помог предотвратить распространение оппозиционных религиозных движений, а создание новых школ – преодолеть «великую традицию» конфуцианской бюрократии. Наконец, шумные протесты против засилья евнухов не должны заслонять от нас многочисленные факты тесного сотрудничества верхушки гарема и служилой знати. Евнухи опирались на молчаливую, а зачастую и активную поддержку «живых трупов» в бюрократии, которые со своей стороны охотно пользовались выгодами сотрудничества с императорскими фаворитами. Так, в середине 60-х годов современник поименно называет двух сановников в ранге гуна и трех в ранге цина, связанных узами родства с влиятельными евнухами [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 28б]. При Лин-ди подобные связи стали обычной практикой. Даже признанный вождь «чистых мужей» Инчуани Сюнь Шу женил своего сына Сюнь Куня на родственнице Тан Хэна²⁹. Аналогичным образом противников евнухов объединял лишь общий объект ненависти. Достаточно сказать, что после отмены «запрета клики» в 184 году пути бывших единомышленников разошлись.

Итак, распри между гаремными временщиками и блюстителями «чистоты» нельзя считать борьбой двух партий и тем более разных социальных сил. Правительство евнухов выступало скорее уродливым близнецом бюрократического правления, зеркалом политического режима империи, отразившим его внутренние слабости и пороки. Речь идет в конечном счете о противоборстве не двух социальных и политических укладов, но двух имманентных начал имперского строя, двух универсальных тенденций – противоборстве, которое не могла устранить победа одной из сторон.

Примечательно, что после 169 года, когда евнухи добились безраздельного господства, поборники «чистоты» появились в стенах гарема. Таковым был, например, евнух Люй Цян, представленный в его жизнеописании человеком «чистым, искренним и преданным общему делу». Снискав расположение Линди, Цян подал ему доклад, выдержанный в лучших традициях «чистой» критики. Люй Цян заявил, что Цао Цзе, Ван Фу, Чжан Жан и иже с ними сколотили «гнусную клику», требовал покончить с роскошью дворцовой жизни, живописал бедствия простого народа и брал под защиту Цай Юна, неутомимого критика гаремных фаворитов [Хоу Хань шу, цз. 78, с. 24а-27б]. В биографии Люй Цяна упомянуты еще пять евнухов, которые «славились чистотой и преданностью и не затевали разлада в родной округе» [Хоу Хань шу, цз. 78, с. 29б]³⁰.